Денис Лукьянов - Век серебра и стали

– Все упирается в если бы да кабы.

– Вся моя работа – сплошное если бы да кабы! – вахмистр Говорухин резко надел маску обреченности. – А, хотя, все равно мне не дадут ничего сделать. Скажут, что это такое вот совпадение – и спишут на что-нибудь банальное, да и виновного найдут…

– Вот поэтому я бы уже давно прикрыл вашу контору, – раздался третий голос. – Доброго вам денечка.

– Я бы прикрыл твой рот, дорогой, если честно, – огрызнулся вахмистр Говорухин.

Алексас, даже глаз не поднимая, моментально узнал говорившего. Ну, подумал цирюльник, конечно, боги – те еще шутники, поиздеваются над тобой при любом подвернувшемся случае. Хотя бы таким образом – столкнув с человеком, которого терпеть не можешь.

– Невероятно доброго, ага, – отозвался цирюльник, пересилив себя и подняв глаза.

Фармацевт Лука Лицедеев улыбался во все, казалось, шестьдесят четыре зуба – откуда он достал лишние, выяснять не было желания.

Лука Лицедеев заведовал аптекой в том же доходном доме, где жил и работал Алексас Оссмий – только на первом этаже. Что само по себе было странно. Обычно и работали, и жили в одном месте, а вот фармацевт почему-то жил в другом доме, списывая на то, что там, как он говорил, «куда лучше дышится». Да и в целом, добавлял Лука, без «того непропорционального цирюльника» жить легче, как камень с души.

Сама по себе идея держать аптеку прямо под каморкой Алексаса – с парадного входа, а не с черной лестницы, как в случае второго – казалось прекрасной в плане прибыли. Цирюльники лечили, пускали кровь, занимались зубами – все, кроме Алексаса. Он, в меру особенностей своего организма, этого, естественно, не делал – к нему ходили только бриться. Так что суровое бремя подлечить-подлатать— выдать нужный крем брал на себя Лука Лицедеев.

Они, в сущности, были как Шерлок Холмс и профессор Мориарти – два заклятых врага, которые рано или поздно должны сойтись у подножья Рейхенбахского водопада, иначе быть не может. Только если в случае вторых мотивы великой конфронтации были четки, адекватны и понятны читателям любого сорта, Алексас и Лука сошлись в вечной борьбе по той единственной причине, по которой могут сойтись два вполне себе привлекательных молодых человека.

Они не поделили девушку.

Казалось бы, делов-то, проблема ведь решается весьма просто, без особых потерь. Но именно из-за таких дилемм обычно рушатся империи – тридцать три несчастья Трои тоже начались из-за прекрасной Елены, которую бравые герои так и не сумели поделить.

В случае цирюльника и фармацевта ситуация, конечно, складывалась не столь размашистая. Эпос о ней не напишешь, оправдательную речь о предмете конфликта – то бишь о прекрасной даме – тоже. Но плоды свои конфронтация давно принесла.

Пожинали их оба – Алексас да Лука – сполна.

– Вы, смотрю, никуда не торопитесь? – хмыкнул Лицедеев, пригладив каштановую бородку-клинышек. – Хотя, чему я удивляюсь! Память у тебя, Алексас, как у рыбки. О, нет, прости, рыбы заслуживают куда большего уважения.

Алексас умел держать себя в руках – в таких ситуациях, правда, приходилось рьяно напоминать себе, что он действительно умеет держать себя в руках. Кулак невольно сжался.

– Во имя Ра и Осириса, – цирюльник прикрыл глаза. – Можно хоть раз по-человечески?

– Можно, но не тебе, Алексас. Тяжело нормально общаться с теми, кто крадет чужих невест, – фармацевт достал карманные часы на золотистой цепочке, щелкнул крышечкой и сверился со временем. – Впрочем, как я и говорил. Скоро начнется служба.

– Сет побери! – чуть ли не подпрыгнул на месте Алексас, тут же сверившись со своими часами. – Ана!

– Вот-вот, – вновь хмыкнул Лука. – Заметь, даже я помню об этом. Я, которому больше ничего не светит. Это ли не лучший показатель того, что ты все же несправедливо занял мое место?

Слово «несправедливо» фармацевт подчеркнул особенно, словно жирной карандашной линией.

– Хорошего тебя дня, – только и кинул в ответ Алексас. Молниеносно попрощавшись с Виктором, убежал, чуть не наткнувшись на бригаду медиков. До последнего старался не смотреть в сторону раненых – сейчас было самое неподходящее время для обмороков.

– Не знаю, что у вас здесь сейчас произошло, – заключил жандарм, когда Алексас стал фигуркой вдалеке, – но у меня руки так и чешутся дать тебе в морду, дорогой. Просто повезло, что я при исполнении.

– Да уж, действительно, большая удача, – фармацевт покрутил часы в руках и снова спрятал в карман бежевой жилетки. – Он не маленький ребенок. Вы не сможете быть рядом с ним вечно. Только если не подохнете в один день. Впрочем, хорошего вам денечка! И расследования, само собой – или его замятия. В следующий раз, кстати, загляните в мою аптеку – все равно постоянно бегаете к Алексасу, как мальчик-лакей.

– Хочешь травануть меня, да, дорогой?

– Что вы! – Лука театрально подался назад, замахав руками. Каштановые волосы, собранные в конский хвост, поддались воле ветра со стороны канала и пошли легкой рябью – резинка затянута не слишком туго. – Просто найду вам таблетки от старческого слабоумия.

Нет, подумал вахмистр Говорухин, глядя вслед Луке Лицедееву, вразвалочку шагавшему прочь, точно когда-нибудь надо будет набить ему морду. Но потом, когда все решится – потому что сейчас вырисовывался чересчур интересный пазл.

– Такс, – прошептал Виктор, повернувшись к бывшему «Золоту Египта», вокруг которого все еще кипела жизнь. – Значит, говорите, анубисат. Анубисат…

Темнота будто покусывала его губы; впивалась колючками мерзкого репейника и обжигала муравьиным ядом. Голос, совершенно невозможный в этом месте – просто потому, что чужой, – разворошил тени, нарушил гармонию.

– Чего ты хочешь? – спросил голос до того, как тьма зашевелилась.

Он хотел молчать. Хотел игнорировать, не замечать, не поворачиваться. Но все же обернулся – и в густой тьме различил лишь колыхающийся силуэт собеседника, невесть откуда здесь взявшегося, а еще – блики наглых песчинок света, все же просочившихся сюда. Блики на маске с длинной бородой, раздвоенной книзу змеиным языком и словно бы испещренной зигзагами.

– Это имеет значение? – прошептал он в ответ.

Незнакомец усмехнулся.

– Иначе я бы не нашел тебя. И не пришел к тебе сам. Обычно все происходит равно наоборот.

Ему не хотелось продолжать беседу. Но давно потерянный, похороненный под тонной мыслей и сомнений инстинкт подсказывал, что начатый разговор ведет к много большему – как длинный фитиль к пороховой бочке.

– Смерть, – только и сказал он. Тени насторожились. Он будто бы распробовал сказанное слово, повторив: – Смерть. Я хочу, чтобы они перестали думать о смерти.

Незнакомец в маске рассмеялся – раскатисто, но приглушенно, как далекий гром среди пока что ясного неба.