Ольга Ромадина - Янтарный меч

– Так и жили? – тихо спросил домовой.

– Да. Мама однажды сказала, что отец ошибся. И только. Он отлучался пару раз, возвращался темнее тучи, остальное время словно ждал чего-то. Не знаю, почему мы не уехали в Арсею или в вольные города, к Малахитовым горам. Там точно не пришлось бы в дальнем селе скрываться. А пять зим назад случилась война. Не знаю, почему они с Сивером пошли, если нас искали. Чего он хотел этим добиться?

– Не вернулись?

– Письмо пришло от соседа, с которым они уходили. – Ярина наморщила нос, стараясь не расплакаться, говорить пришлось шепотом. – Он и сам сгинул, но успел сообщить, что на Заячьем кряже оба полегли. И что тела там же сожгли.

– А с матерью говорить не пыталась?

– Я – нет. Сестра пыталась раз за разом. Упрямая, в отца.

– И что?

– Ничего, – пожала плечами Ярина. – Мама никогда не кричала и не поднимала на нас руку. Тот раз стал единственным, она влепила Нежке пощечину. А через две луны сестра сбежала со своим колдуном. Больше мы ее не видели.

***

В тот последний день они повздорили. Мать отправилась на торжище, оставив их втроем. Нежку больше занимало не хозяйство, а заезжий чародей, который вился вокруг нее, как мальчишка возле праздничного каравая. Смотрел, улыбался, заманивал сладкими речами и волшебными трюками – то прозрачного коня из колодезной воды сотворит, то птицу огнехвостую. И гордая Нежка, вечно задиравшая нос, смотрела на него с затаенным восхищением. Может, Тильмар пленил ее чем-то другим, но этого Ярина не знала.

Робкие возражения, что матушка не обрадуется ночным гулянкам, оставались без ответа.

– Ничего ты не понимаешь! – отмахнулась сестра, вплетавшая в косу алые ленты – подарок чародея. – Он такой…

– Глазастый! – звонко подсказал Рагдай. Братец ножичком вырезал себе игрушку из поленца. Лошадь выходила трехногая, но его это не смущало.

– Почему глазастый?

– Потому что он на всех девок глазеет.

Брат говорил без умысла, но Нежка вспыхнула, а полено в руках Рагдая заискрило.

– Ни на кого он не глазеет! – прорычала она.

– Потому что ты ему не даешь?

– А ну брысь! Вот я тебя!

Рагдай с хохотом выскочил на улицу, счастливый, что смог смутить старшую сестрицу.

– Ни на кого он не глазеет, – повторила Нежка шепотом, стискивая ленту так, что та затрещала.

– Что ты слушаешь? – Ярина, углядев за ершистостью боль, постаралась утешить. – Бабы у реки сплетничали, и он следом. Но матушка…

– Я и не слушаю, – перебила сестра. Взгляд ее разгорался тем огнем, который возвещал – от принятого решения худо будет всем. – Я в Тильмаре уверена.

Она ушла, хлопнув дверью. И больше не вернулась. Яркие ленты обнаружились поутру, повязанные на осине. Ветер трепал их, алые кончики развевались, словно махали на прощание. Колдовская свадьба: без благословения, без волхва. Сбежав, сестра посмеялась не только над глупыми односельчанами, которые в последние годы плевали ей вслед, а в глаза заглянуть боялись, бормоча: «Ведьма». Посмеялась и над семьей. Над тем, что от нее осталось.

Нежку ничем было не напугать. Если чего-то хотела – смело шла вперед, сметая преграды. Ярина и осуждала, и завидовала одновременно. Смогла бы она вот так, тайком удрать из дома с возлюбленным? Бросила бы все, что знала? Нет. Как оставить семью? А сестра смогла.

Две луны они с матерью выслушивали перешептывания и смешки. Мол, потешится колдун с дурочкой и бросит. А то и на ритуал какой употребит. Две луны в Ярину тыкали пальцами: «Вон сестра той, что с колдуном сбёгла». Мучительно было превратиться из сестры ведьмы в сестру гулящей девки. До того, чтобы измазать ворота дегтем, селянам самой малости не хватило.

Но на исходе лета, среди бела дня, приехал гонец. Остановился возле их дома, не скрываясь. С поклоном передал письмо и резную шкатулку, доверху засыпанную рожью, в которой хранился перстень с крупным лалом для матери и нитка бус из бирюзы для Ярины. Подарок новоявленного родича и выкуп за драгоценную невесту.

Нежка писала из Ольховника – торгового города у подножья Малахитовых гор.

«Я устала ждать, пока все изменится. А оно не изменится никогда, потому что мы для этого ничего не сделали. Пора начать заново. Вы можете обвинять меня, ваше право, но я хочу жить, хочу счастья. Я люблю и любима. Родители Тильмара признали наш брак и подтвердили его по своим обычаям. Приезжайте ко мне. Здесь всем найдется место. Матушка, ты сможешь заниматься своими снадобьями. Ярише и Рагдаю нужно учиться. Хватит сидеть в этой проклятой дыре. Приезжайте, я буду ждать».

Мать запретила даже думать о таком. А Нежка все писала. Редко, но письма приходили, иногда к ним прилагался кошель. Сама сестра так и не приехала.

***

Закончив рассказ, Ярина подобрала ноги и уткнулась подбородком в колени. Почему не выпытала правду у матери? Почему тянула? А теперь и спросить не у кого.

– Как вернется мой вестник, сразу твоей сестрице пошлем, – торжественно поклялся домовой, разрывая пелену тягостного молчания. – Не кручинься.

Это должно было успокоить, но следующей ночью сны вернулись. Может, от того, что она чувствовала себя виноватой за праздность. За то, что ей нравится жить в лесу, вместе с домовым. Она подводила мать бездействием и убедить себя, что ничего в такой ситуации не поделаешь, не выходило.

На рассвете, когда ночная мгла еще стелилась покрывалом по низинам, стражи избушки в очередной раз устроили побудку.

Ярина даже подумала, что с удовольствием повесила бы на воротах табличку: «Злые черепа. Испепеляют без предупреждения». Останавливало то, что половина селян не умела читать. Нарисовать, что ли?

Нет, нехорошо так думать.

В жарко натопленной горнице пахло свежим хлебом и мясной похлебкой, не хотелось выходить в сырое туманное утро. Одевалась Ярина долго, втайне надеясь, что посетители уйдут.

Напрасно.

Три гостьи, выступившие из тумана, на людей были похожи лишь издали. Зеленые всклокоченные волосы, непроницаемо-черные глаза, крючковатые носы, отливающая всеми оттенками болота кожа – жирная, лоснящаяся. Обычные кикиморы, при виде которых люди хватают детей и спешат унести ноги.

– Такая молоденькая, – прошептала одна.

Они жались друг к другу и топтались, словно не желая находиться возле избы.

Ярина уже хотела спросить, что им нужно, как сверток на руках у одной завозился и огласил окрестности ревом.

Тут Ярине и поплохело.

Кикиморы воруют детей. Если в селища или города им теперь ходу нет, в каждой избе найдется простенький оберег, то в лес с младенцами без защиты лучше не соваться. Украдут и поленом подменят.

Кажется, это был как раз тот случай.

Ярина представила полчище озлобленных селян, берущих лес в осаду. Пропажу ребенка нельзя не заметить. Они все дотла выжгут!