Альвдис Рутиэн - Между

Ну, Цезарь? Ты хотел напугать нас мощью римских легионов? Я испугался. Дрожмя дрожу. Правда, твои корабли дрожат сильнее. Мои ветра крепчают, и твоим кораблям недолго держаться на якорях. Что ты предпочтешь? – бежать или погибнуть здесь? Ведь твои два легиона против всего Прайдена – это ничто.

Бежишь.

Есть чем гордиться – от меня бежит Цезарь.

…Но мне не потопить эти корабли здесь, на мелководье. А в открытом море у меня нет власти даже над воздухом.

Манавидан! Умоля-а-аю: пошли бурю!!!

Молчишь…

Марх стремительно прошел тропами Аннуина – на восток. В Ллогр. В Каэр-Ллуд. Спросить Касваллауна, что за напасть угрожает Прайдену.

Король Корнуолла обнаружил, что не он один пришел к бренину с этим вопросом. Здесь были вожди Кимры (даже Эудаф гонца прислал), кантии, икены и толпа вождей Альбы (Марх, к стыду своему, и не подозревал, что на его родине столько правителей).

Все они ждали Касваллауна.

А его не было.

Так что у них оказалось более чем достаточно времени на разговоры, сплетни, пересуды. Марх рассказал о своем странном видении нескольким вождям с Севера (один из них, назвавшийся Ирбом, слушал особенно внимательно), но никто не смог объяснить этот странный образ.

На все вопросы должен был ответить Касваллаун.

Когда он, наконец, появится.

Он въехал в Каэр-Ллуд как человек – на колеснице. И было заметно, что волосы его, прежде золотые, как у всех детей Бели, теперь… хорошая строчка для бардов: «сын Бели – побелел». Звучит красиво.

Гораздо лучше, чем поседел.

Морщины прорезали лицо Касваллауна; он казался человеком, в одночасье состарившимся.

Нет, не казался.

Он им и был.

Его жена Флур, дочь Мигнаха Горра, выбежала навстречу – но бренин отстранил ее, спросив лишь:

– Уже здесь? Все?

Она кивнула. Она не хотела пускать его к королям – видя, чем обернулась для него эта битва.

Она не хотела, но понимала: не ей спорить с бренином . Израненный муж ей достанется позже. Сейчас он – только бренин , и принадлежит он Прайдену.

– Я хотел собрать вас, короли, чтобы сообщить… – Касваллаун криво усмехнулся. – Короче, вы собрались сами. И это правильно.

Он тяжело опустился в кресло.

– Что это было? – спросил Дрем, сын Дремидида.

– Ты же видишь весь Прайден, от Пенгваэдда в Корнуолле до Пенн-Блатаон, – сын Бели опять усмехнулся. – Значит, ты видел и их. Вот и расскажи.

Дрем вышел на середину, прикрыл глаза и начал:

– Я видел копье, изостренное для удара. Я видел меч, нацеленный в спину. Я видел топор, занесенный над священным дубом. Видел слепого, который хочет выколоть глаза зрячему. Видел раба, изготовившего веревки, чтобы обращать свободных в рабство.

Касваллаун медленно кивнул, спросил:

– Рискнет ли кто-нибудь истолковать эти видения? Дрем, сын Дремидида никогда не ошибается, не ошибся и на сей раз. Ну?

Короли молчали. Даже понимая – почти понимая – что всё это значит, они не осмеливались произнести страшные слова.

– Ну что ж, – нахмурился бренин , – видно, толкователем придется быть мне. Слепой – это огромная империя римлян, страна, забывшая своих богов, – и теперь стремящаяся превратить всю огромную южную землю в такой же слепой мир.

– Но это просто глупо, – подал голос Дигифлонг с восточного побережья. – Страна без богов мертва. Это всё равно что срубить яблоню и ждать от нее плодов.

– Не совсем так, – покачал головой Касваллаун. – Вместо богов у них Законы. Римляне воздвигают им храмы, совершают обряды, приносят жертвы…

– Законам?! – перебил Хуарвар, вождь племени из Лотиана.

– Да. Эти обряды у них может совершать даже тот, кто открыто смеется и над богами, и над обрядами, кто издевается над всем священным. Но и насмехаясь, он проводит все обряды в срок – чтобы крепла их империя. И она крепнет.

– Топор, занесенный над священной рощей… – медленно проговорил Ирб, низкорослый каледонец, раскрашенный вайдой. – Раб, изготовивший веревку для свободных.

– Вам еще нужны толкования? – мрачно спросил Касваллаун. – Или и так всё ясно?

– Подожди, – вскинулся Дунард, вождь с севера, – но чего же хотят эти… как их?

– Римляне.

– Заменить наших богов на свои мертвые законы?

– Да.

– Но это безумие! Мы будем драться с теми, кто посягнет на наше имущество. Вдесятеро яростнее мы станем сражаться с теми, кто захочет завладеть нашей землей. Но за наших богов мы будем биться до последней капли крови!

Зал загудел.

Касваллаун дал им покричать, а потом могучим рыком военного вождя перекрыл весь шум:

– Так за богов – до последней капли?!

И согласный рев был ему ответом.

Короли Прайдена, вы поняли главное: римлянам не нужна военная добыча. Им даже не нужны наши земли. Они хотят уничтожить наш мир – наши обычаи, наших богов. Нашу душу.

И вы готовы встать на защиту.

…камень с сердца. Я боялся, что придется вас убеждать.

Сегодня, именно сегодня, а не в тот день, когда от горя умер Карадауг, я стал бренином Прайдена. Сегодня день моего торжества… и я солгу, если скажу, что мне оно не нужно. Вран знает: я рвался к власти не ради себя – а ради Прайдена.

Сегодня я ее достиг – высшей власти.

Сегодня вы все, короли Прайдена, – стрелы в моем колчане.

Стрелы, которыми мы поразим римлян.

Касваллаун устало откинулся на высокую спинку кресла.

Сделал знак рукой слугам, чтобы обнесли королей вином и едой.

Это заставило умолкнуть даже самых возмутившихся намерениями римлян.

Сын Бели чувствовал, как по его лбу катится пот: после той битвы даже такое нехитрое дело, как совет, было ему не по силам. Но стирать пот бренин не собирался – едва ли кто заметит эти капли. Пусть текут. А вот жест – увидят все.

Сам он от еды отказался – нечего расслабляться, не время. Только сделал глоток вина – вернуть силы.

Заговорил, по-прежнему не вставая:

– Что ж, короли, осталось лишь решить, сколько войск соберутся в Каэр-Ллуд к концу зимы. Пока вы думаете, скажу я. Мои катувеллауны считают, что свобода стоит дороже жизни. Поэтому все мужчины, способные носить оружие, выйдут в бой. И все мальчишки, владеющие пращой. И все старики, знающие заклятия… да и все женщины, искусные хоть в одном из этих умений.

Тишина. И только голос верховного короля:

– Если мы победим – никакие жертвы не будут напрасны. Если же мы потерпим поражение – народу катувеллаунов не стать рабами римлян!

Тишина.

– Так сколько воинов дадите вы?

Они называли… иногда перекрикивая друг друга, словно в хвастовстве состязаясь. В самом деле, если мой сосед дает сотню колесниц и две сотни пеших, то мне зазорно дать меньше… высмеют еще.