Альвдис Рутиэн - Между

Так и рос Друст, сын Ирба. Облаченный почти весь год только в юбку из кожи оленя, загорелый до почти отцовской смуглоты, веселый и счастливый, как может быть счастлив ребенок, самая большая беда в жизни которого – наступление осени и необходимость вернуться в башню.

Растет парень. Умный, ловкий, самостоятельный. Из лука стреляет уже прилично… для своего возраста. Пора искать ему хорошего учителя меча – луку любой пастух научит, а вот мечу только южанин.

С Мархом поговорить бы об этом. Он присоветует.

Да и вообще – я соскучился по моему Коню. Похвастаться перед ним сыном… пусть скорее находит свою златокудрую суженую, себе такого же парня заведет.

В Лотиане сейчас спокойно, так что почему бы нам и не съездить в гости? Перезимуем.

Надолго отлучаться не следует, и мы срежем путь через приграничье Аннуина. Дорога через весь Прайден займет не больше дня. Ну и, скажем, месяц проведем в Корнуолле. Мой парень не любит скучную лотианскую зиму – вот и побегает по Корнуоллу, там теплее.

Лотиан на зиму можно оставлять спокойно: тут самое страшное, что может случиться, – это буран. Но тогда уж никакой король не поможет.

Ух ты!

Мы едем в гости. К дяде Марху. На юг. Там зимой снег бывает один-два дня, не больше.

Вот здорово! Не то что у нас.

А еще дядя Марх – друг папы и брат мамы. И король. Как папа. И еще что-то… я не запомнил.

Я думал, мы поедем на лошадях. А оказалось всё гораздо интереснее. Мы вышли из башни, и папа повел нас в круг камней. Потом мы все взялись за руки и оказались… а я не знаю, где.

Я никогда тут не был.

Так интересно: небо серое, снега нет совсем, горы незнакомые. Папа говорит, что мы еще сегодня придем к дяде Марху.

Марх так хорошо опахал Корнуолл, что до него мне не добраться. Но он наивно считает себя неуязвимым. Слабость каждого из нас – в тех, кого мы любим.

Ирб со своим щенком даже не счел нужным уйти в Аннуин. Идет по границе миров, свято убежденный в безопасности. Смешно! Вроде он умный… был.

Тебе будет очень больно узнать о гибели друга, сестры и их сына, а, Марх?

Уверен, твое отчаянье будет безмерным. Достойной наградой за мои труды.

Будь они корнуольцами – хоть один из них! – их бы защищала священная борозда. Но они лотианцы. Им не поможет ничто, кроме собственной силы, – да и она не убережет тоже.

Смутно различимые гребни холмов и кромка неба начали смываться, земля стремительно уходила куда-то вниз… Друст еще не понял, что это, еще считал это интересным , а Ирб закричал:

– Гвен! Зови мать! Он был ее мужем, он не тронет ее! Зови, спасай Друста!

Ответа мамы мальчишка не услышал: с ревом прорванной плотины начала прибывать вода – до колен, до пояса, до груди… Мама подняла его, посадила на плечи – Друст заревел на всякий случай, но вода не пропала, и только папа кричал что-то, а потом…

Потом окрестные горы обернулись волнами.

Выше любых гор.

Они обрушились на них. Мерзкая соленая вода попала в рот и нос, такая противная… когда волна схлынула, то Друст принялся отплевываться.

Они оказались на островке посреди моря.

Папа кричал:

– Рианнон, стерва, подстилка, это твоя дочь и твой внук, спаси их от своего…

Последнего слова мальчик не понял.

Их островок был как плот – волны кидали его, но он не тонул.

А потом море стало стеной. Волна была выше башни – и обрушилась на них… Гвен и Друст завизжали от страха…

…обрушилась бы.

Эта стена воды налетела на невидимый утес. И раскололась.

Ирб что-то кричал про Рианнон… все слова были незнакомые. Но бабушка, кажется, поняла именно их – Друст увидел, как по гребням волн скачет белая кобылица. Мальчик никогда не видел мамину маму, но сразу догадался: это она. Это ее звал папа такими интересными словами.

– Спаси их, б…

Вероятно, Ирб хотел сказать «богиня».

Друст не понял, как оказался на спине белой лошади, мама села сзади, а папа…

– Папа!

Следующую волну Ирб отразить не смог.

– Па-апа-а-а!!! – звенел над ярящейся стихией крик ребенка.

– Папа! Папа! – кричал Друст, не понимая, где он, не видя, что моря больше нет.

– Успокойся, – незнакомая женщина… бабушка? – прижимала его к себе. – Будь мужчиной.

– Где папа?!

– Он погиб.

Друст заревел, отчаянно, до черноты, до слепоты…

Он не видел происходящего, не понимал, что белая кобылица несет их сквозь миры, не заметил, как они снова оказались в мире людей – подле незнакомого высокого замка. Не увидел и того, кто выбежал им навстречу.

Друст только почувствовал, что его сжимают руки… отца?

Мальчик очнулся. Этот широкоплечий рыжеволосый человек был не похож на Ирба. Но его рукам хотелось довериться.

– Малыш… малыш… – повторял он, и Друсту стало спокойнее от этих слов. Он приник головой к его плечу.

– Марх, Ирб погиб. Убит Манавиданом. Он выпустил силу Ворруда.

Молчание.

– Это его сын. Друст.

Молчание.

– Я не смогла… Не успела…

– Обоих?

– Нет, Гвен жива.

Бесстрастный голос:

– Что с ней?

– Не знаю. Она… ей… вряд ли она вернется в мир людей.

– Ясно.

– Марх, я не могла спасти троих!

– Не кричи. А то я решу, что ты не захотела спасать Ирба.

Ты презираешь меня, сын мой. Ты смеешь меня презирать.

Ты мне не веришь. Ирб твой друг… был твоим другом, и для тебе «не смогла» значит «не захотела».

Как мне объяснить тебе, что я испугалась Манавидана и сама?

Поверишь ли ты, что я никогда не видела своего бывшего мужа в такой ярости? Поверишь ли, что я испугалась за собственную жизнь?

Из Ворруда не выходил никто – и промедление грозило бы мне… я не знаю, чем. Над Воррудом у меня нет власти, Марх.

А Ирб уже был в Ворруде, когда я прискакала.

За что Манавидан так возненавидел его – я не знаю.

Поверишь? Нет?

За что, малыш? За что тебя так?

Ты как котенок – свернулся и спишь. Детские раны заживают быстро – что на теле, что на душе. Пройдет совсем немного времени – и смерть отца станет для тебя лишь смутным воспоминаем детства.

Я постараюсь заменить тебе его. Я сделаю для тебя всё, что сделал бы для собственного сына. Нет, не так. Я сделаю гораздо больше – чтобы хоть как-то оплатить мой долг.

Ты не узнаешь этого, маленький Друст, не узнаешь никогда: это я, я виноват в смерти Ирба. У Манавидана не было причин ненавидеть его. Он метил в меня. А я… глупец, мы о стольком говорили с Ирбом, о важном и пустячном, но я забыл рассказать ему о ярости моего отчима. Забыл предостеречь.

Если бы Ирб знал…

Поздно.

Я даже не знаю, какими тропами он ушел. Что происходит с теми, кто гибнет в Ворруде?