Лана Гнедко - И прошло пять сороков…

Внезапно возник вихрь, который подхватил Борочуна, и так же внезапно исчез вместе с ним, а Громодар так и остался коленопреклоненным.

«Ну, что ж, видать, старый пень уже выжил из разума, раз так изменил своим же взглядам. Но я молод и полон сил, и сам всего достигну!» – с таким мыслями и отправился Громодар собирать свою войско. И удалось ему посеять смуту среди бояр – был он довольно высокого рода-звания, и к его мнению прислушивались други его, а те, кто был из простолюдин – то и вовсе полагали, что ему видней.

И решил Громодар, пока (а, там, гляди, и – и останется таким!) Велеяр удар разбил, собрать своих единомышленников. Редко бывало, чтоб после такого поднимались, а чтоб вернуться к управлению державой – то уж вообще невозможно! Потому надобно собрать своих воинов, да убедить соседей своих, еще сомневающихся, что только он, Громодар, и сможет спасти Державу. А уж как – то это уж он и сам решит, пусть только возложат на него княжескую шапку.

Смущал его всего один возможный конкурент – Бояслав, но на их крайнем заседании увидал Громодар, что не так уж его и поддерживают. А всё за то, что многое скрывал Боеслав – то пластуны его почти никому не знакомые, о которых только слухи и ходили, а видать никто и не видел, то дела его тайные с Велеяром. А еще донесли Громодару, что замечена была Волховица в покоях Боеслава. Вот что он не успел поведать Борочуну, пусть бы узнал, что любимец его встречается с той, кого старый волхв пообещал вывести, что называется, на чистую воду, и развенчать все слухи о её уме и могуществе. Подумаешь, девка, а туда же – меряться силой да разумом со старым волхвом!

Хотя, конечно, стоит признать, что Борочун сильно сдал. Это же надо – покинул заседание Думы! Хотя, если он его торжественно вернет – точно, старый растает и поддержит его!

9. Чудесное исцеление

Были созваны все лекари да знахари , волхвы да колдуны, да никто не смог вернуть верховному боярину речь и движение. А Борочун еще и потряс над ним посохом: знать будет, как его обижать! Но потом выгнал всех из палаты, где лежал Велеяр, и начал проводить ритуал. Но тщетно все было – глаза великого и могучего еще вчера боярина были закрыты, и не издавал он ни звука. Три дня и три ночи никого не пускал Борочун к нему, и сам не выходил. Но – все тщетно. Велеяр даже веком не шелохнул ни разу. В изнеможении вышел Борочун из палат, и упал бы, если бы не успели его подхватить стоящие там стражники.

– Видать, стар я уже, нет сил у меня…или рок такой у Велеяра вышел, и не встать ему. И даже не ведаю, кто смог бы ему помочь, – горько пробормотал он.

А весть о том, что, Велеяру уже не подняться, в мгновение ока разнеслась по округе.

И пошла смута, и многих страх объял. А в Думе вообще пошли разговоры о том, что не подняться ему, и пора бы нового верховного выбрать.

И те, кто поддерживал Велеяра, оказались вдруг в меньшинстве: велик был разброд в умах думцев. Вот только Боеслав верил, что поднимется старший его друже, и решился обратиться за помощью к Волховице.

И только подумал о том: как прибыла та в терем верховного сама, как будто услыхав Боеслава.

Не обращая внимания на тайные ухмылки челяди и откровенное неприятие дружины Велеяра, которая даже попыталась перекрыть Волховице дорогу, проследовала она в покои, легко ориентируясь в палатах.

Некогда грозный воин, только от упоминания имени которого трепетали вороги и лишались всякой способности к сопротивлению, лежал еле дышащей недвижной горой.

Выставив всех и запечатав одной ей известным знаком двери, подошла Волховица к изголовью.

Голос её прозвучал звонко и твердо:

– Я, Радуница, вопрошаю тебя: что лежишь, воин Радамир? Недосуг горевать о личном, грядет беда всему народу! Не след нам доставлять такую радость нашим ворогам, как немощь твоя! Вставай!

И – о, чудо!

Открыл глаза Велеяр, и поднялся! Как будто именно эти слова и надо было ему услыхать, чтобы очнуться, чтобы ожило тело и разум! И силы вновь заполнили его!

– Приветствую тебя, Радуница! Нет слов, чтобы выразить тебе благодарность, что помогла очнуться, что влила силы в мое тело!

– Благодарностью будут дела твои! Для того и силы твои вернулись. Не срок тебе еще в Сваргу отправиться, которую ты заслужил доблестью своей, но не все дела завершил ты.

Велеяр хотел было что-то сказать, но остановила его Волховица:

– Знаю твою беду про детей твоих, но вот только заняться этим ты поручи другому – тому, кому доверяешь больше, чем себе. Ибо ты в силу своей горячности можешь не выдержать, да и не принесет она желательных плодов. Да и как ты оставишь град стольный? Разлад творится среди вас, и не след попускать это. Знаешь же, чем грозит это?

– Да, это верно ты гутаришь…тяжкие времена…

– Да что ты как тетка на завалинке? С силами я тебе помогу, а разум у тебя свой, покамест незатуманенный, сам увидишь, что след делать. Есть у тебя друже такой?

– Боеслав.

– Добре, – согласилась Волховица, – вот его и пошли за детьми своими. Вижу, что в крайней опасности они в краю дальнем – поддались внешнему мороку, тяжко будет его снимать. И – больно…но есть еще шанс успеть, поспеши! А сам пока разберись, что творится в Думе, уж больно подняли головы те, кто готов уйти с Пути своего, да отдать Державу нашу на разор ворогам!

– Как могу я отблагодарить тебя, Радуница? И – откуда ведаешь моё имя тайное?

– Ведаю я много, да не все вслух говорю. А видеть образы, что рождаю, разучились вы…да, ладно, что сетовать-то? Ночь Сварога еще не раз покажет лик свой грозный, и важнее сохранить в себе искру верную. А просьба есть – забудь имя моё, что я произнесла. Звать меня перед Родом Волховица, а то, что ты услыхал…только тайное имя моё, призывая тебя, смогло открыть тропу к твоему разуму и влить силы…хотя…

Замолкнув, Волховица взмахнула рукой и легко отворила двери, которые тщетно пытались открыть десяток воинов, призванных дружиной на помощь. Не обращая внимания ни на кого, проследовала она мимо изумленных воинов, и, как всем показалось – растворилась в неизвестно как возникшем солнечном луче, пробившемся в темную залу.

– Колдунья, хватайте её!

Но разве поймешь солнечный свет? Возникший внезапно, луч постепенно растаял…

– Тихо, галки! – все замерли.

Это в дверном проеме стоял Велеяр – как будто не он лежал недвижим не более как полчаса назад.

10. На дальние рубежи и далече…

Жгло душу Велеяра крайнее послание сына. Но не мог он сей миг отправиться за детьми, да и Радуни…ой, Волховица так советовала. Хотел бы Велеяр забыть её имя, да не мог, и даже боле – после своего чудесного выздоровления часто обращался к ней мысленно за советом. И, к удивлению, тут же вопрос разрешался или находил верный путь для его разрешения. Вот с детьми…