Борис Конофальский - Нечто из Рютте

Конь не отвечал, шел шагом спокойным.

– Всякое мы повидали, а в такой глуши не были: сколько уже едем, ни единого человека, ни дома, ни следов от копыт или колес, ни кострищ, только лужи.

А день потихоньку полз к закату. Настроение портилось, а тут вдруг конь тихонько всхрапнул. Солдат сразу осадил его и остановился.

– Ну, чего ты? Что почуял?

Конь покорно стоял, шевеля ушами. Солдат послушал, вгляделся вдаль, даже стянул с головы мокрый капюшон – ничего, только мокрый лес и дождь. Пустил коня шагом вперед. Он знал, что тот просто так храпеть не будет, это был добрый боевой конь. И тут до солдата долетел едва уловимый запах. Это был дым, тяжелый дым от сырых дров. Где-то неподалеку были люди. Только что это были за люди?

Солдат решил не спешить и, несмотря на непрекращающийся дождь, капюшон не надевал. В нем было плохо слышно. Проехав еще немного, он уже не сомневался, что кто-то хотел согреться в этом сыром лесу. А еще он почувствовал сладковатый и тошнотворный запах. Запах войны, который не сулил ничего хорошего. Поэтому солдат снял с луки седла шлем с подшлемником, надел его, затем вытащил меч и опустил его вниз, к ноге, под плащ. Он похлопал коня по шее и тихо сказал:

– Поехали тихонечко, и не вздумай храпеть. Если что, вернемся к порогам.

Но, проехав немного и приглядевшись, он понял, что возвращаться не придется. На развилке дороги стояла виселица с двумя повешенными, а в десяти шагах от нее дымил костер. У костра сидели два солдата. Нанизав на палки большие морковки, они их жарили. Именно этот сладкий запах жареной моркови солдат перепутал с вонью разлагающихся трупов.

Рядом, на треноге из палок, висел щит с гербом. Белое поле из верхнего угла в нижний – широкая голубая полоса. На полосе черная орлиная лапа. Солдат помнил сотню гербов и еще пару сотен мог узнать, но этого он никогда не видел. Герб успокоил его. Герб – это всегда порядок. Не останавливая коня, он вложил меч в ножны и снял шлем. Солдат был уверен, что перед ним не дезертиры и не мародеры. Ни те, ни другие никогда не будут носить чьих-либо гербов.

Увидев его, люди вскочили с земли, похватали копья, надели шлемы и двинулись к нему. Это были простые, немолодые уже стражники какого-нибудь мелкого дворянина в поношенных, засаленных стеганках и старых сапогах. Шлемы и наконечники копий они давно не чистили.

– Стой, дальше хода нет, – сурово сказал один из них. Он был повыше и, наверное, поэтому был старшим. – Именем барона фон Рютте я запрещаю вам ехать дальше.

– Это почему еще? – спросил солдат.

– Далее земли барона фон Рютте, и он велел никого не пускать.

– А ты знаешь, что говорит дорожное уложение Фердинанда Святого о прохождении через владения?

– Нет, – честно признался стражник.

– А сказано там так: «А кто препятствовать будет проходу через земли свои купцу, монаху или другому доброму человеку или требовать мзду за проход через земли свои у купца, монаха или другого доброго человека – того считать разбойником, несмотря на титул». У тебя есть титул?

– Нет у меня никакого титула, и про уложения я ничего не знаю. Только вот с юга чумные сюда прут да дезертиры. Вон. – Он кивнул на виселицу. – Эти тоже без разрешения пройти хотели.

– Так это ты их повесил?

– Коннетабль приказал, мы повесили.

– Не похожи они на дезертиров. Обыкновенные мужики.

– Не знаю, мы их схватили, приехал коннетабль и приказал повесить для наглядности. Мы и повесили.

– Суровый у вас коннетабль.

– Суровый, так что мы вас не пустим.

– Неужели? – Солдат посмотрел на него пристально. Перед ним встала дилемма: повздорить с местным бароном либо в ночи возвращаться к реке. – Ну уж нет, – сказал он, – извини, брат-солдат.

Быстрым движением он схватил копье ближайшего, а каблуком сапога ударил его точно в лоб. Тот выпустил оружие и плашмя упал в мокрую траву, а солдат ловко перевернул копье древком вверх и с размаху врезал им по шлему второго стражника так, что аж древко треснуло. Второй охнул и сел рядом со своим старшим.

– Поеду посмотрю на вашего коннетабля, – сказал он, отбрасывая сломанное копье в сторону и пришпоривая коня.

– Мы ему обо всем доложим! – заорал вслед старший солдат.

Лес сменился болотом, а дорога – неглубокой канавой. Умный конь не хотел идти в воду, аккуратно шел по обочине, и вскоре в дымке мелкого дождя появилось поселение. А еще дальше за ним – почти размытый, сливающийся с серым небом замок. «Может, зря я отлупил этих олухов, – подумал солдат, – барон может взбеситься, а с другой стороны, что мне еще оставалось делать, не возвращаться же, в самом деле, к порогам. Надо проскочить быстренько его земли, переночевать где-нибудь в тихом месте у любого мужика, отогреться, высушиться, а на рассвете ехать дальше». Но он понимал, что такое вряд ли возможно. В таких забытых богом медвежьих углах даже торговец нитками будет событием.

У околицы деревни пара тощих коров грызли какой-то кустарник. Ветер доносил запах дыма, навоза, квашеной капусты. Дома – убогие хибары. Много заброшенных. Провалившиеся крыши, падающие заборы, пустые окна, дома без людей, как и везде. В одном из дворов солдат увидел босого мужика, тот деревянными вилами ворошил гнилое сено у забора. Занятие его было бессмысленным, но мужик старался. Еще не старый, широкоплечий, с крепкими руками и усталым лицом.

– Эй, – окликнул его солдат. – У тебя переночевать можно? Я дам тебе крейцер.

– У меня? – удивился мужик. – У меня негде, господин. У меня шестеро детей, и скотину я дома держу. Вы не выспитесь.

– Скотину дома? Летом?

– Дожди, господин, скотина болеет. Держу дома, чтобы хоть чуть отогрелась.

– Как называется ваша деревня?

– Малая Рютте, господин.

– Рютте, ну конечно, – произнес солдат. – Я смотрю, у вас даже кирхи нет.

– У нас нет, а в Большой Рютте есть. Там и кирха есть, и коновал, и кузнец. А у нас только харчевня для поденщиков да для прочей голытьбы.

– Ясно, – сказал солдат. – А Большая Рютте там? – Солдат указал в сторону замка.

– Ага, – кивнул мужик. – В миле от замка.

– Ясно.

Он тронул коня и поехал по деревенской дороге.

– Господин! – кричал мужик, выбегая со двора на улицу. – Так ежели соизволите, я освобожу вам лавку у очага, а скотину загоню на ночь в хлев.

Солдат не ответил и продолжал ехать дальше.

– Всего за полкрейцера! – кричал мужик вслед.

Лужи, ветхие заборы, кривые хибары; почти безлюдная улица закончилась площадью, главной постройкой которой было большое приземистое бревенчатое здание – перед ним вокруг огромной лужи толпился народ. Там была пара телег, на которых сидели бабы и дети. Они мокли под дождем, но не уходили. Чего-то ждали. Солдат сразу заметил два наконечника копья над головами людей. Вздохнул. Он сразу понял, что тихонько проскользнуть и найти неприметный теплый ночлег ему не удастся.