Борис Конофальский - Сталин против рептилоидов [СИ]

1924 год

Все совпадения случайны. Ну, наверное…

Ракель Самуиловна Незабудка была под стать своей фамилии. Уж если какой мужчина поэтического склада характера её видел, так не забывал долго.

И немудрено: чёрные, роскошные волосы, огромные серые глаза и точёный лик надменного ангела западали в душу многих мужчин, даже тех, что предпочитают блондинок, это уж поверьте. Ну а всё остальное… О боги! Её преступно длинные ноги, тонкие в щиколотке и шикарные в бедре носили её так, что казалось, летит она на крылах, парит над землёй, а не загребает пыль как прочие. Грудь её не испортили тридцать четыре года непростой жизни, два из которых Ракель Самуиловна провела в каторге в городе Ишиме, Томской губернии, и четыре с половиной года в ссылке, в прекрасном, почти курортном и экологически чистом городе Чите, где на лучших улицах вместо мостовых, в грязи, лежали кривые доски.

Так же не ей испортил грудь, как ни старался её муж, товарищ Конрад Куниц, урождённый Емельян Ладошкин из села Лапти Тамбовской губернии, а ныне ответственный работник читинской ГубЗаготконторы.

И не смогли нанести ей серьёзного вреда и двое её сыновей двенадцати и семи лет. В общем, несмотря ни на что грудь товарища Незабудки определённо была её выдающейся частью. Причём выдавалась она не столько величиной, сколько завершённостью форм.

Выдающейся, впрочем, была и её спина. Ну конечно не столько сама спина, как то, что со спиной неразрывно связано. Некрепкие в половом плане товарищи, глядя в след красавице впадали в состояние грогги, как уставший боксёр после апперкота. Так и провожали её остекленелым взглядом и разинутым ртом.

Ракель Самуиловна ещё в подростковом возрасте узнала о силе своего влияния на мужчин. Что и повлияло на всю её будущую, весьма яркую жизнь.

Самуил Незабудка имел конюшню на шесть меринов, полдюжины добрых подвод, знакомства среди местных контрабандистов и дружбу с местным полицмейстером. Так же он имел тёщу, Розу Марковну, которая, в свою очередь, имела своё место на привозе, ещё с незапамятных времён царя освободителя.

И вот, чтобы не быть счастью, Самуил Незабудка возомнил о себе невесть что, и вместо того чтобы единственную свою дочь сосватать за второго сына раввина, который был без ума от девочки, он отправил её учиться в гимназию. Слыханное ли дело, девочку из приличной семьи, главу которой уважают в местной синагоге — и в гимназию. Что там Самуил в своей голове думал, люди понять не могли. Но этой самой гимназией навлёк он на себя позор на многие годы. Ведь не знал Самуил и не гадал, даже и подумать такого не мог, что в гимназии математику преподавать будет некто Похлёбкин, мерзавец, публичный стоик-рахметовец и латентный марксист.

И был этот двадцатилетний негодяй так холоден, вежлив и строг с гимназистками, что все они поголовно были влюблены в него. Не стала исключением и прекрасная Ракель.

И так как не могла она унять свой пламенеющий темперамент в свои шестнадцать то лет, девочка стала делать математику знаки, да такие, что вскоре стоик и рахметовец Похлёбкин начинал пылать ушами, мять платок и нервно дёргаться, когда видел в коридоре Ракель Самуиловну. Но мятых платков и пылающих ушей, юной красавице было мало. Даже поцелуев украдкой ей было мало, такая вот страсть бушевала в девушке.

В общем, через некоторое время математик полностью сдался на милость красавицы и помог юной Ракель покрыть седины отца несмываемым позором, сбежав с ней в неизвестном направлении, а там уже познакомив её со своими дружками, мерзавцами-марксистами.

И все жалели дурака Самуила, ходили мимо, выражали ему скорбь и смеялись над ним за глаза, и ставили его дурость друг другу в пример. Но, слава Богу, у Самуила были ещё дети, и позор стал потихоньку забываться, и казалось уже утих, но через два года, жандармы сняли с поезда «Кишинёв — Киев» юную Ракель Самуиловну. И было при ней тысяча двести рублей ассигнациями, дамский пистолете «Браунинг», прокламации, туалеты парижские и пол пуда динамита.

Об этом узнали все. Боже мой, какой это был позор. Все опять говорили скорбь Самуилу, а за глаза спрашивали друг у друга удивлённо: Откуда! Вот откуда у девочки такие бешеные деньги? Чем таким интересным она их заработала? А Самуил получил первый свой удар, от которого слёг на две недели.

Да, Ракель Самуиловна стала на скользкий путь революции в самом юном возрасте. И эту самую революцию встретила в ссылке в Чите.

Там бы она и прожила всю свою послереволюционную жизнь с мужем — ответственным работником, да с двумя сыновьями. И в хорошей должности депутата ГубСовета. Но нет, не смогла она, просто жить, как живут другие женщины, уж больно кипучей была её натура. Не находила она себя в Чите, ни в творческом плане, ни в женском.

Не выдержала товарищ Незабудка бесконечной тайги вокруг и суровых таёжников — партизан. Поцеловала она детей на прощание и мужа, ответственного заготовителя кедровых орехов и меха, и села в поезд. Крикнула на прощание им: «Я в Москву, я скоро вернусь». И уехала, не очень-то веря в своё обещание.

А Москва шумела. Тут уже не помнили Колчака и интервенцию, даже Кронштадт уже не вспоминали. Москва жила, бурлила, и светилась электрофонарями по ночам. Тут бушевали НЭП и политическая борьба.

Все москвичи читали последние речи товарища Троцкого и отзывы на них товарища Зиновьева, и приговаривали со знанием дела: А что, задал он ему перца. И поделом. Он полемист хоть куда. С ним не забалуешь. Не Ленин конечно, но суть видит правильно.

Хотя больше москвичей волновали цены на говяжью печень, перебои с электричеством и завезли ли керосин в Промторг.

А в московских ресторанах вместо сала и самогона стали появляться коньяк, вырезка, свиные отбивные, осетры и играли неплохие диксиленды. В центре к вечеру зажигали электрофонари. А по улицам залихватски подрезая матюкающихся извозчиков, сновали шустрые авто.

В столице товарищу Незабудке очень нравилось. Дамы стали носить вызывающе и даже развратно короткие панталоны типа «ля Руж», а фильдеперсовые чулки теперь были не только у Лили Брик.

Приличная публика ездила на бега, а вечером в театры, и ещё тут можно было носить туфли, не рискуя после дождя по колено провалиться в лужу соскользнув с кривой доски.

Но были и две главные причины, по которым Ракель Самуиловна приехала в Москву. Первая из них: неуёмный темперамент и жажда жизни, в том числе и половой, которая в Чите ну ни как у неё не налаживалась. Вторая: в Москве во всю уже ходили красивые, белые билеты номиналом «Один червонец», а так же замечательные жёлтые монетки с мужиком-сеятелем.