Андрей Лойко - Символ мира – предмет раздора

После этого Микороко покинул зал, замок, призамковую территорию и сад уже свободным человеком и, более того, дворянином и направился в сторону арсенала, расположенного на окраине Риноко, чтобы экипироваться в дорогу и присоединиться к знаменитому отряду Гончих псов.

При въезде в Риноко Мокороко заметил, что лорд Бунтаро стягивает войска ближе к столице. Причем, судя по количеству войск и тому, как они были расквартированы, делать это лорд начал уже довольно продолжительное время назад. Мокороко удивился тому обстоятельству, что орки напали на отдаленную крепость не так давно, а лорд уже собирал войско под своими знаменами.

– Видимо, он знает что-то, что связано с напавшим отрядом орков и что заставило моего господина собирать войска, – подумал Мокороко.

Гончие Псы уже покинули казармы лорда и ожидали воина у границ города.

В опустевшей комнате приемов лорда Бунтаро слегка трепыхались гобелены с изображением красной стрекозы, сидящей на ветке бамбука на ослепительно белом фоне.

– Ну и что теперь? – довольно топорно спросил Лин.

– Как будто у нас сейчас больше вариантов движения, чем один. Имеющийся, – съязвил Сато, указав на зияющую темноту в глубине пещеры.

Пещера, необработанная, естественного происхождения так и казалась бы непроходной, если бы Ней не нашла факелы в нише, которые были сложены аккуратной стопкой. Камера пещеры, в которой находились воины, была довольно просторной, но сужалась и уходила вниз, глубже под землю.

– Ну что, пошли, – сказала Ней и зашагала вперед.

– Пошли, – согласился Лин за всех и зашагал следом.

Орк посмотрел на оставшихся двух воинов и зашагал следом за Лином.

– Котори, иди ты последний, а? – попросил Сато.

– Ты что, боишься темноты, что ли? – хохотнул Котори, но, увидев испуганный взгляд Сато, легко согласился и пошел замыкающим.

Пятерка путников спускалась все ниже и ниже под землю, а лаз становился все теснее. Периодически он ввинчивался в твердь земли, словно штопор, и, как винтовая лестница, уступами уходил все ниже и ниже. В какой-то момент пришлось продираться между стен, а потом ход стал похож на узкую трубу, по которой пришлось ползти, пропихивая перед собой свои пожитки. Серый камень перемежался с плотной глиной. Кое-где в свете фонарей сверкала слюда, внося хоть какое-то разнообразие в бесконечно темную кишку пещеры.

Ней даже здесь двигалась легко и элегантно. Бамбуковую накидку она сняла и скатала ковриком. И теперь толкала перед собой вместе с луком, завернутым в промасленную пергаментную бумагу, и нехитрым скарбом.

Время в узкой кишке тянулось бесконечно долго. Воинам казалось, что прошли часы, прежде чем в их новом способе передвижения что-то изменилось и они смогли хотя бы поднять голову над собой, а не ввинчиваться в толщу камня штопором и не изображать из себя ужей.

Почти никто не разговаривал, все упорно работали руками и ногами.

В конце концов, через довольно продолжительный промежуток времени, когда Ней уже успела сменить один факел, пещера стала наконец расширяться.

Сначала люди смогли передвигаться на четвереньках, потом уже стоя согнувшись, а далее уже в полный рост. Пещера расширилась. Бурый камень уступил место залежам черного с прожилками мрамора, который еще более ярко, чем слюда, играл бликами при свете факела. Через некоторое время в центре пещеры начали попадаться сталактиты, с концов которых по капельке сочилась вода. Здесь сделали небольшой привал и у наиболее водоносного из сталактитов пополнили свои личные запасы.

– Что это за пещеры? – нарушил общее молчание Сато?

– Как, ты разве не знаешь? – спросил Котори. – С этими пещерами в Лунных холмах, да и вообще со всеми пещерами в Лунных холмах связана старая детская сказка.

– Ни разу не слышал, – честно признался Сато.

– Ну давай, ты ему еще сказки начни рассказывать, – хохотнул Лин.

– Мне тоже интересно, – подал голос Корин.

– Давай уже, рассказывай, чего там, – резюмировал Сато.

И Котори начал рассказывать путникам сказку, пока они убирали наполненные фляги с водой в свои потяжелевшие походные сумки и проверяли свою нехитрую экипировку, не торопясь двигаться дальше.

Давным-давно, что даже боги уже успели забыть эту историю, в одном селении, близ Лунных холмов, что испокон веков находился в землях кланов Озерной стрекозы и Черной лисицы, жила семья, в которой был один сын. Сын молодой и пригожий. Звали его Вен Лю. Был он и на лицо красив, и умел в обращении с инструментом всяким, и с катаной мог управляться неплохо, хотя никто его почти не учил ратному делу. Недостаток его был в том, что любил он себя больше всего на свете, а женские сердца таяли в его глазах как восковые свечи. Не одну после проведенной с ней ночи бросал Вен Лю. Все свободные девушки селения тем не менее по ночам вздыхали по нему, а он не любил, никогда и никого. Черствым и самолюбивым было его сердце. Но очень много девичьих сердец погубил Вен Лю.

– Хорошая сказка, – резюмировал Лин.

– Ты даже сюда влезть умудрился! Помолчи наконец, пожалуйста! – фыркнула в ответ на него Ней.

– Да подождите вы начинать очередную свару! Дайте послушать, – попросил Сато. – Котори, продолжай.

Котори не спеша продолжил свое повествование.

Многие девушки потеряли покой, многие горевали и страдали из-за неразделенной любви. Но вот одна из них, самая красивая в селении, звали ее Ва Чжи, зная о каменном сердце Вен Лю, не поддавалась на его увещевания. Холодно она смотрела на молодого красавца и отвергала все его ухаживания. Загорелся Вен Лю тогда девушкой Ва Чжи. Никто никогда доселе так не отказывал ему. Никто не был таким неприступным, как она. Стал он настойчиво ухаживать за Ва Чжи. Добивался расположения молодой красавицы. Всячески оказывал ей знаки внимания. Даже на какое-то время перестал смотреть на других девушек. Рассказывал ей о своей любви и верности, о том, что он изменится ради нее в лучшую сторону и остепенится. Как известно, вода камень точит, и потихоньку сердце Ва Чжи оттаяло, и стала она принимать ухаживания Вен Лю. Со временем полюбила его всем своим огромным чистым сердцем и открылась ему, как первый росток тянется навстречу весеннему солнышку.

Воспользовался тогда Вен Лю своим шансом и сразу охладел к Ва Чжи. Посмеялся над ней, что поверила его обещаниям, и на следующий день уже гулял с другой девушкой.

Дрогнуло сердечко молодой Ва Чжи. Обещал ей так долго все на свете молодой человек, а оставил, как и всех других: ни с чем. Обманул, обвел вокруг пальца. Не могла смириться с этим Ва Чжи, но сделать ничего с этим не могла. Горечь, стыд и печаль глубоко укоренились в ее душе. Шли дни, но Ва Чжи не могла забыть и смириться. Горе ее не угасало, а разгоралось со все большей силой. Не смогла больше терперь эту боль Ва Чжи. Вышла она как-то перед рассветом, пока вся деревня спала, в холмы и шла прочь из селения куда глаза глядят сутки напролет. Уже при свете луны остановилась она в безлюдной местности и горько плакала на вершине утеса, вокруг которого гулял лишь ветер-забияка. Долго не могла успокоиться девушка, а когда открыла заплаканные глаза, то перед ней стояли три духа: три зловещие тени. Духи все черные, словно сажа горит, клубящиеся, с рогами на уродливых головах. Клыки торчат из пастей, дым валит от них, как от лесного пожара. Глаза красными угольками горят на черных лицах.