Евгений Аверин - Аферистъ

– Еще два дня помучается. К сожалению, мы бессильны. Вам для практики наблюдение будет полезным. А вы уж простите, все знаете. Обманывать тщетной надеждой не буду.

– Знаю, – просипел больной, – завещание составил сегодня. Жаль, брату праздник испорчу. Он так этот день и запомнит. И жену с детьми жаль, ну да братец и позаботится.

– Позвольте, – оттесняю врача, – так больно?

Я нажимаю плавно на живот. Реакции особой нет. Потом резко отпускаю руку. Иннокентий Семенович вскрикнул. Я поднял сорочку с живота, шаркнул ладонью по коже. И так больно. – Симптом Щеткина-Блюмберга, симтом рубашки, – бормочу себе под нос, – а началось как?

– Около пупка заболело, а потом в правый бок сместилось.

– Аппендицит. Классическая картина.

– Позвольте, какая картина и чего? И что за симптомы? Ранее слышать не доводилось.

Вы учитесь в Германии?

– Мы потом обсудим частности. Могу сказать, что, необходимо удалить червеобразный отросток. Без операции не обойтись. Расклад такой, вырежем – шанс есть, не будем трогать, погибнет.

– Любой шанс, любой, – от двери раздался крик брата, – что хотите делайте. И так- не жить, и так.

– Как? Какой отросток? Французская школа указывает на ведущую роль слепой кишки при этом заболевании. Никто не удаляет ее, – доктор сверлил меня глазами, – у нас это верная смерть.

Я повернулся к Дмитрию Семеновичу:

– К сожалению, возможности помочь нет. Простите.

Я встал и прошел к двери. Преподаватели говорили, что фельдшер, хоть и не обязан в современных условиях, но должен уметь сделать простейшую операцию. Много раз я присутствовал и ассистировал друзьям на операциях, но сам аппендицит удалял один раз в жизни. Когда остался самый трезвый на вечеринке в районной больнице на Новый Год. И то, под присмотром хирурга и его плотным руководством. Потом за это выпили еще. И давно дело было.

– Андрей, если есть хоть малейшая надежда, – из-за спины полицмейстера выглянула красивая темноволосая женщина, – умоляю вас, не откажите. У нас трое детей.

Я повернулся назад:

– Я не мастер операций, да и условий нет никаких. Но и другой возможности тоже нет. Если вы дадите согласие и ваши родственники, то я попробую.

– Юноша, вы можете попасть в очень плохую историю, и ваша карьера закончится, не начавшись, – тихо сказал доктор.

– Согласен, Сергей Павлович. Можно так все оставить. Но я буду делать. Поможете?

– Помогу, – кивнул он.

– Иннокентий Семенович?

– Умаляю, не тяните. Уж лучше сразу, чем два дня еще.

– Тогда слушай мою команду, – набычился я в дверь, – нужен скальпель, острый, зажимы, какие есть. Игла и нити шелковые. Очень много кипяченой воды. Ставьте кипятиться воду и в ней прокипятите инструменты и нити. Около часа. Чистые простыни штук десять и пеленок штук пятнадцать проглаживаем раскаленным утюгом. Сожжете, ничего страшного.

– Зачем? – подал голос доктор.

– Надо так, – буркнул я в его сторону, – затем готовим место для операции. Нужен стол и хорошее освещение. Также нужен спирт. Много.

Был случай, врач сам себе вырезал аппендикс. Но то же наш человек. Мне нужен наркоз. Хлороформа еще нет. Эфир есть.

– Сергей Павлович, есть эфир этиловый? Он же серный.

– Здесь вряд ли вы его найдете. Я знаю о его свойствах уменьшать боль и применил бы, если бы имел.

Тогда только спирт. С точки зрения медицины он является истинным наркотиком. Потому что вызывает наркозный сон. Очень короткий период такого сна, плохо управляется, плохой выход, но все же это сон. Поэтому и наркотик. В отличии от конопли или амфетаминов, которые никакие не наркотики, а просто их внесли в перечень наркотических средств для контроля.

Я вышел в коридор. По комнатам и этажам громыхал голос Дмитрия Семеновича, человек пятнадцать носились в разных направлениях с ведрами, бочками, дровами, простынями. А я вспоминал, как это все делается. Если все упростить, то нужно разрезать живот в районе слепой кишки, то есть чуть выше гребня подвздошной кости, вытащить собственно кишку с аппендиксом, перевязать его ниткой, отрезать, зашить. Или зашивать не надо? Так вправить? Ааа! Ладно, потом надо зашить разрез послойно. Брюшину, мышцы и кожу. Дренаж вставлять? И если вставлять, то что? Резины еще нет. Значит, не вставлять. Не лапаротомия. И ушью наглухо. А там будь что будет. А помрет? И так помрет. Спокойно Маша, я Дубровский.

Домна сидит внизу, обложившись мешками. И ей, похоже, весело.

– Тетя Домна, нет ли с собой чего против боли? Может, заварим травки?

– Есть, как не быть. Не для продажи только.

Она достала маленький мешочек. В нем серые катышки и комочки.

– Вот, очень помогает. Маковая роса застывшая.

– Опий сырец? Неожиданно. Хотя, как раз пригодится. Сделаем опийную настойку.

Я взял мешочек и пошел к доктору.

– Сможете организовать приготовление опийной настойки? Надо прокипятить в спирту на водяной бане часик и остудить. Его и будем использовать для обезболивания.

– Не беспокойтесь. С этим мы знакомы.

Через полтора часа в комнату вошел Дмитрий Семенович:

– Все готово. Спирт винный в бочке. Прикажете разлить?

– Да, по-мельче посуду возьмите. Сергей Павлович видит мое состояние. Его рука легла на мое плечо.

– Не волнуйтесь. В любом случае вы желаете спасения жизни человека.

– Спасибо, доктор. Вы умеете зашивать раны?

– Умею. И я буду с вами в любой ситуации.

– Прекрасно. Трубки есть у вас? Тонкие из латекса или резины.

– Что такое резина?

– Блин.

– Прикажите испечь?

– Мне нужна тонкая трубка длинной пятнадцать сантиметров, – как можно спокойнее говорю я, – пять дюймов можно. Или около того.

– Есть стеклянные, но они длиннее. О, есть из бараньих кишок.

– Давайте из бараньих. Несколько трубочек нарежьте и в спирт сразу. Пусть стерилизуются.

– Что, простите, делают?

– Обеззараживаются.

– Вы верите в заразу, в народные воззрения?

– Давайте про это после. Мы расположились в самой светлой комнате. Просторная гостиная с дубовым столом посреди. Я велел протереть спиртом все поверхности.

– Очень надеюсь на объяснение сих таинств, – хмыкнул Сергей Павлович.

– Пренепременно. А сейчас скажу, что от нашего вмешательства больной не умрет. А вот от послеоперационных осложнений вполне может. Их профилактикой мы и занимаемся.

Стонущего Иннокентия Семеновича уложили на стол. Я перекрестился на иконы и начал. Сначала обложили всего пеленками. Оставил только маленький участок живота. Две простыни использовали как халаты. Руки вымыли с мылом и потом спиртом. Больному дали разведенной водой настойки стакан. Через пять минут еще один. Глазки поплыли.

Я сделал разрез. Небольшой, десять сантиметров. Расширить можно, если надо. Под кожей желтая жировая ткань. Потом мышцы. Наконец брюшина. Вот будет сейчас нетипичное расположение. И конец. Но мне повезло. Я вытащил наружу слепую кишку с набухшим от гноя аппендиксом. Уложил на пеленку.