Юана Фокс - Ежевика Её светлости. Средневековые сказки II

Но что бы там их ни ждало, а зависть Ингу петлёй завязывала. Больше всего на свете хотела она сейчас оказаться среди них, жрущих, как свиньи, хохочущих! Невзирая на расплату, которую им уготовили. Так замечталась она, что провалилась в голодные сны, как в тёмный колодец. А пришла в себя от лютого крика, и плача, и мольбы, и окриков, и лая, и воя… Не хотела Инга, да схватила сама себя за голову и глазами широко распахнутыми оглядела стройные, грамотно расставленные ряды кольев. Прямо вокруг разорённых ночной пирушкой столов. А на кольях… Люди. Мальчишки крестьянские. Девушки.

Рассвет нежно расцеловывал каждую чуть живую, трепыхающуюся фигуру. Розовый свет небес переливался в кровавые лужи по всему двору. Сглотнула она пустую слюну и стала потихонечку, полегонечку с дерева вниз ползти. Есть расхотелось намертво.

«Что… что они сделали? Что?» – шептала сама себе по кругу. А голос, о котором она уж забыть успела, вдруг твёрдо проговорил:

– Это братья и сёстры наследника! И ты – одна их них, ублюдок княжеский. Хочет ваш господин один такой быть, сын своего отца. И ты там была бы, мёд-пиво пила бы, но твой истинный Отец иначе решил.

«Кто такой, мой истинный Отец…» – как сквозь дым подумала Инга и тут же все мысли отбросила.

Благодарность разливалась по телу сытостью и довольством, будто тёплым вином напоили её. Благодать божия! Вот они – руки её, кровят немножечко, но это ничего! И ноги её, ножки кривенькие, всё еще тут, с нею! И несут её, слушаются, родненькие! Изранила обо всякое, каждый шаг от боли так и звенит, но что болит – то и живо! И идти могут, и даже бежать. «Уносите меня, ноженьки, подальше отсюдова хоть куда, я уж вам и указывать не буду, только несите!»

Так и плелась она, спотыкаясь и оскальзываясь в счастливом забытьи, никто и звать никак – живая, живая! Пока не провалилась в лисью нору. Да там и улеглась. Накрылась с головой камзолом и уснула, тревожно и маятно.

Но спала беглица недолго. Прежде чем осознала зачем, она уже неслась сломя голову по кустам, не разбирая дороги. Лес смеялся над ней, враждебный и тёмный, как та «адова хата», куда швыряли нерасторопных слуг… Инга, когда только ходить научилась, забрела туда, куда маленькие отбросы совать носа не должны. Тогда её схватил за шивороток худой рубашки кто-то из «заплечных» и швырнул кухарке на руки: «Нос отрублю!» А сейчас ей казалось, что она оказалась в самом чреве того пыточного дома, откуда выхода нет, и бежит, задыхаясь и кашляя, и будет бежать вечность, по кругу! Острые ветки хватали её за шиворот, мошкара залетала в глаза, Инга утирала злые отчаянные слёзы, рвала кожу и оскальзывалась в ручьи, хрипела и ползла хоть бы куда, только подальше, подальше!

За ней чётко по следу шёл её брат.

Видать, самомнение его таково, что он был один. Без слуг и собак, пешком. Даже без оружия, один только короткий нож, что всегда был при нём. Свято уверен был, что беглянку, как овечку жалкую, покорную, увёдет с собой на зарезание. Да и что бы ему помешало? Уж не олень ли пугливый? Не птица ли крикливая?

А дичь его единокровная бежала, умоляя то бога, то дьявола о защите, да поскользнулась на мокрой от росы траве, расшибла локоть о случайный камень и притаилась. Изнурительный страх прибил девчонку к земле. Сердце её грохотало так, что палач услыхал. На миг наступила тишина… А в следующий миг уже заслонила свет тёмная фигура, и тяжёлая рука цепко схватила Ингу за волосы. Наследник Проклятого торжествующе зарычал и выволок костлявое тельце добычи своей, встряхнул и на дрожащие ноги поставил.

– Фи, девочка, какая же ты грязная! – картинно пристыдил её смешливый упырь. – А одежда-то на тебе… – он сделал огромные глаза и фальшиво ахнул: – Краденая! Не могу поверить, что дочь моего отца скатилась до воровства! Ах, скажи, умоляю, что ошибаюсь я и это совершенно не так! – плаксиво выкрикнул князь и жёстко схватил девочку за локти. Она только горестно всхлипнула, умоляя высшие силы, чтобы прощание с жизнью не затянулось и не было бы слишком больно… Инга уже слышала, как хрустят ветки под копытами Бледного Коня, и губы её пытались молитву складывать.

– Князь Адалвалф, отчего ты без приглашения по моим лесам охотишься?

Голос женщины прозвучал так неожиданно, как счастливый смех на похоронах. Низкий, ведьминский голос. Князь замер и разжал хватку железных когтей. А Инга аж вытянулась вся как струна, будто этим голосом её по хребту ударили. Столько было в нём власти непререкаемой, такая невозможность ослушаться. Если бы эта женщина была её госпожой, свинарка бы не подумала никуда бежать. Наоборот! Сама бы влезла на чурбан для колки дров и топором бы себе лицо раскроила, когда бы того госпожа потребовала! Ингино нутро аж узлами завязывало от желания взглянуть на владелицу голоса. Но не смела она, лишь едва дышала, не в силах поверить, что ещё жива…

– Ах, прости за вторжение, княгиня, не сочти за дерзость, но эта вот пигалица – моя беглая чернавка!

– Это мне всё едино, чернавка или госпожа, ты залез в мой огород и ягоды мои рвать не спрашивал, а я не разрешала!

Инга под шумок подняла на женщину глаза. Княгиня гордо возвышалась на породистой вороной лошади. Девчонка так и ахнула – какая красавица! Маленькая, не выше самой Инги, тоненькая, складная, вся в алый, расшитый золотом бархат затянутая. Волосы вороного крыла так и блестят на утреннем солнце.

– Катэрина, брось! – раздражённо гавкнул князь. – Говорю тебе, это беглая прислуга, воровка! Заберу её и исчезну до следующего Рождества!

Княгиня ловко спешилась, чёрную с белой гривой кобылу по морде похлопала:

– А докажи, что твоя! – и хохочет белозубая. – На девке никакого знака нет.

Потемнел лицом молодой изувер, хватанул беглянку, как зайца за шкирку, ворот с треском по шву пошёл. Ан глядь – нет на шее клейма! А ведь каждая последняя муха в пределах его отца меченая. Знал Проклятый, что делает – без клейма поганая чернь так и норовит дёру дать, всё им блазнится, что у соседей жизнь послаще будет!

А названная Катэриной усмехается:

– Чистенькая! И нет мне нужды кожу своим людям портить. Они меня любят как мать! Никуда не бегут! Не то что твои! – Катэрина улыбнулась самой щедрой улыбкой на свете. – Они ж мои кошечки, собачки мои!

И глаза чёрные, вороньи, сверкают! Инга испуганным зверьком переводила взгляд с одного голодного волка на другого – который её порвёт?..

– Да брось, Кэт, на что тебе падалица? Мы же друзья!

Красавица усмехнулась и головой покачала:

– На моих землях эта ежевика росла, мне и варенье с неё варить!

– Не твоих, а твоего полумёртвого господина, княгиня Лисицкая! – рассвирепел князь и схватился за нож на поясе.

Инга отшатнулась и сама не поняла, как очутилась за спиной у красавицы. «Пусть лучше она меня за дерзость в батога, чем этот упырь кишки выпустит!» Катэрина завела руку назад и точно сквозь прореху в штанах Ингу по бедру погладила. Девочка едва сдержала жалобный стон. «Матушка, не отдай!»