Юлия Цыпленкова - Когда камни меняют цвет

Вы спрашиваете, не угрожают ли мне заключенные, потому спешу вас успокоить. Мои милые мальчики обожают меня. Где же они еще найдут такие блага, как не в моих покоях? Обогреты, накормлены. Я забочусь о них, холю и лелею, даже подарил каждому по гребню. Ах, какие я дарю им гребни, душа моя! Теперь их волосы, как на голове, так и на груди, а у кого-то даже и на спине, всегда аккуратно расчесаны, и их приятно касаться.

Но вам не о чем беспокоиться, возлюбленная моя, мое сердце с вами, потому не удивительно, что мою великую любовь, вы ощущаете даже через расстояние. И вы сможете в этом убедиться, когда я вернусь в Шамис. Об одном прошу, на время моего приезда уберите подальше прислужников и стражей, ибо томят меня предчувствия, что могу не удержаться и плениться их мужественностью. Особо же прошу убрать всех усатых, потому как после Принка чувствую к сей части мужского лика сильную слабость.

За сим завершаю свое послание.

Безмерно любящий Вас, конечно же, преданный до последнего вздоха,

Ваш супруг и возлюбленный».

Закончив свою маленькую пакость, лейра Дорин отложила перо, откинулась на спинку стула и умиротворенно вздохнула. На душе как-то сразу стало легко и приятно. Ирэйн встала из-за стола, бросила последний взгляд на свою проделку и покинула кабинет, стараясь не думать, к чему это может привести. В конце концов, она даже оказала милость любезному риору Дин-Шамису, избавив ее от надобности тратить время и лгать женщине, свято верившей в то, что муж верен ей. Впрочем, может лейра Шамис и не посчитала бы изменой связь с узницей, но это Ирэйн Дорин заботило мало.

Она вернулась в гостиную, забралась с ногами на кресло и, прижавшись затылком к его спинке, закрыла глаза, возвращаясь к своим безрадостным размышлениям. Кажется, силки окончательно затянулись, и пленница осталась в руках своего мучителя безропотной игрушкой…

– Вот уж нет, – сердито произнесла женщина. – Если уж Шамис не оставил мне выбора, то я хотя бы напьюсь его крови вдоволь. Быть может, тогда он спровадит меня с глаз подальше и оставит, наконец, в покое.

Щелчок замка, открытого ключом с наружной стороны двери, прервал лейру. Она открыла глаза и взглянула на вошедшего.

– Ирэйн, – риор, кажется, ощутил неловкость, увидев пленницу в кресле, но быстро справился с собой и улыбнулся: – Рад видеть вас в добром здравии.

– Едва не уморив меня прежде? – надменно спросила женщина. – Вы, риор Дин-Шамис, весьма ветрены. Сначала уничтожаете, потом возрождаете. Но не ждите благодарности, мне ваши игры не пришлись по нраву.

– Язвите, – утвердительно произнес смотритель и, закрыв за собой дверь, подошел к узнице. – Значит, и вправду пришли в себя. Повторяю, я этому рад.

– Не могу разделить вашей радости, риор Дин-Шамис, – Ирэйн поднялась с кресла и отошла к столу, и теперь он разделял надзирателя и его пленницу.

Смотритель усмехнулся, однако гневаться не спешил. Он занял кресло, с которого поднялась лейра Дорин, накрыл подлокотники ладонями и учтиво спросил:

– Как вы провели утро, моя дорогая?

– О, благодарю вас, высокородный риор, – медовым голосом ответила узница, – я нашла, чем развлечь себя.

Вороватый взгляд, брошенный на приоткрытую дверь кабинета, выдал женщину. Шамис обернулся и нахмурился. После вновь посмотрел на Ирэйн, но ее лицо хранило безмятежное выражение, и мужчина преисполнился подозрительности. Он рывком поднялся с кресла, пересек гостиную и исчез в кабинете, однако вскоре вернулся со злосчастным ответом в руках. Подошел к столу, за которым пряталась от него узница, и припечатал труды лейры к столешнице ладонью.

– Это что? – палец смотрителя постучал по письму.

– Что? – похлопала ресницами Ирэйн.

Она слегка нагнулась, пробежалась взглядом по строкам, затем распрямилась и в священном ужасе воззрилась на риора.

– Боги, риор Дин-Шамис, к чему вы показали мне это?! – возмутилась женщина. – К чему мне ваши откровения? Пусть уж ими наслаждается ваша возлюбленная супруга, а меня увольте. Ваши пристрастия – ваше дело, а мне таких подробностей знать ни к чему. – Она укоризненно покачала головой, но вдруг преисполнилась любопытства и спросила, заговорщицки понизив голос: – Вам и вправду нравятся усатые мужчины? Впрочем, усы Принка действительно великолепны. Он так гордится…

– Молчать! – рявкнул смотритель и прищурился: – Играете с огнем, Ирэйн? Считаете, что это разумно?

Взгляд лейры Дорин вновь стал высокомерным, и она задала встречный вопрос:

– Риор Дин-Шамис, вы человек слова?

– К чему этот вопрос?

– И тем не менее.

– Да, разумеется…

– Тогда не смейте угрожать мне. Вчера вы клялись, что более не причините мне зла. Так уж будьте любезны сдержать слово.

– Лейра Дорин! – начал было смотритель, готовый дать ей ответ, но женщина подняла руку, вдруг вспомнив жест своей кузины, сжала кулак, и риор, хорошо знакомый с этим знаком, неосознанно замолчал.

– Я желаю выйти на воздух, – произнесла Ирэйн. – В конце концов, утренняя прогулка дозволена мне госпожой. Идемте, – уверенным тоном приказала она и устремилась к дверям покоев.

«Он удавит меня сразу или даст потрепыхаться?» – пронеслось в голове узницы, готовой к закономерной вспышке ярости риора. Однако смотритель, ошеломленно пробормотав:

– В Архон, что происходит? – догнал ее, несильно сжал локоть и ворчливо произнес: – Возьмите плащ, Ирэйн.

– Вы такой заботливый, риор Дин-Шамис, – ядовито заметила лейра. – Так бережете меня от холода…

– Довольно, – оборвал ее смотритель. – Знайте меру, Ирэйн. Я виноват, но издеваться над собой не позволю.

– Разумеется, – женщина покорно склонила голову. – Издеваться – это ваше право, как я смею посягать на него?

– Проследуйте на прогулку, – отчеканил высокородный риор, и узница похлопала ресницами:

– А плащ? Там же холодно…

Мужчина тихо рыкнул, развернулся и стремительно исчез в опочивальне, где остался снятый вчера с лейры плащ. После вернулся, чеканя шаг, сунул его в руки Ирэйн и указал на дверь.

– Как скажете, риор Дин-Шамис, – покладисто согласилась узница и поспешила выпорхнуть из навязанного обиталища.

Погода, словно желая поддержать боевой дух Ирэйн, радовала ярким весенним солнцем. Сквозь еще холодный воздух проскальзывали теплые лучи, они ласкали кожу, манили скинуть плащ, и лейра даже потянула завязки плаща…

– Это лишнее, – строго произнес Дин-Шамис. – Вы только вчера горели в лихорадке.

Узница обернулась к своему надзирателю, прищурившись, оглядела его с ног до головы, и риор передернул плечами под этим изучающим взглядом.

– Вы всегда казались мне разумной, Ирэйн, – заговорил он, и женщина с любопытством спросила: