Бари Сыч - Первый царь

Бросив в очередной раз осторожный взгляд на хакана, Гарвин подивился – владыка глядел на своего беклярбека, будто спрашивая мнения. Но не как смотрел Борвин на своих воевод, скорее так бояре искали ответа в лице князя, когда предлагали сомнительный план.

Полно, подумал Гарвин, немедля опуская глаза. Да кто же правит Улусом, хакан или беклярбек его?

– Да будет так, – молвил, наконец, человек на троне. – Да будешь ты, князь, головой отвечать за сбор податей с земли любской. Если не осилишь, не обессудь.

Князь с наследником стали отбивать поклоны и отползать, как было принято в Улусе, пятясь.

Пир, который хакан дал гостям, поразил Гарвина не меньше приема. Здесь никто не пил пива или меда, зато вино лилось рекой. Кушанья подавали на серебряной и золотой посуде, напитки – в роскошных кубках, столы были застланы богато вышитыми скатертями, а полы – мягчайшими коврами. Но главным потрясением стали женщины. Множество танцовщиц услаждали взор пирующих. Одеты они были весьма скудно, но у каждой низ лица был закрыт платком. По обычаям степняков женскую улыбку могли видеть лишь отец, муж, сын или брат. Женщины любичей были красивы, но местные танцовщицы поражали не только обилием нагого тела, но и грацией и пластикой, совершенно непривычными молодому княжичу.

Когда в очередной раз пили за здоровье хакана, Гарвин обратил внимание, что его сосед слева, молодой степняк, лишь пригубил вино в то время, как остальные осушили кубки до дна. Заинтересовавший, любич стал присматриваться к соседу и отметил, что тот почти совсем не пьет вина. Выпитое побуждало Гарвина к общению, поэтому он не смог долго сдерживать свое любопытство.

– Уважаемый! – обратился он к соседу на своем вполне сносном курбекском. – Позволишь ли ты узнать, почему ты не пьешь вина? Оно превосходно!

– Я потому не пью вина, уважаемый, – ответил холодно тот. – Что оно дурманит разум и уязвляет ум человека.

– Что же, – шутливо проговорил Гарвин. – Думаю, сегодня мой ум справится с понесенным уроном!

– Первый же глоток вина – это шаг в неизвестность, – возразил ему юноша.

– И ты уже шагнул, – отметил княжич.

– Я в гостях, – мрачно отозвался курбек. – Не мог же я нарушить обычаи этого дома.

– Ты очень рассудителен! – восхитился Гарвин, который к тому времени уже изрядно захмелел от отсутствия привычки пить много вина. – Даже жаль, что я не могу выпить с тобой! Зато я могу выпить за тебя! Я Гарвин, сын Борвина, пью за тебя, уважаемый сын своего отца!

Он выпил и почувствовал, что настолько пьяным ему в своей жизни быть не доводилось. Его даже не смутила та легкость, с которой он назвал собеседнику свое имя. Конечно, давно уже миновали времена, когда предки Гарвина не сообщали своего настоящего имени никому кроме родни и вообще старались не разговаривать с чужаками, чтобы не потерять часть души. Однако вот так вот представляться первому встречному, было не принято до сих пор.

– Меня зовут Мамута, сын Пармуты, – ответил курбек потеплевшим голосом.

Знание Гарвином обычаев степного народа растопило ледяной панцирь соседа. В тот вечер житель лесов и кочевник разговаривали как друзья. Молодые люди хвастались походами и стычками, в которых участвовали, рассказывали байки родных земель и понимали, что не так уж сильно различие меж ними.

Компания Таильрена бодро шагала к границе Букского епископства. Они возвращались из набега на доброцкие земли, пока что – из удачного.

Капитан привел компанию в этот край, когда снег уже сошел, но вечно пасмурное небо и промозглые ветра внушали мысли о том, что отсюда надо убраться до холодов.

Путь наемников лежал по заснеженным землям Северной Империи, где зима была сурова, если сравнивать с родиной Таильрена, благословенной Зомецией, расположенной на берегу ласкового моря, недаром прозванного Бархатным. Там снег видели лишь на недальних горах, а лед продавался за неплохие деньги даже зимой. На севере Империи такое вспоминалось с грустной улыбкой. Особенно в восточных краях. Здесь и весной Таильрен чувствовал себя хуже, чем в срединных землях зимой. Была в том вина сырости да злых ветров, дующих с близкого Белого моря, отнюдь не напоминавшее Бархатное.

Не стал Таильрен грабить деревень или осквернять капищ, тем более, что деревни в этом краю были на три-четыре двора, редко на пять. Где находятся местные святыни Таильрен не знал, а искать не стал. Так можно было растерять время, добычи не взять, зато попасть под удар какого-нибудь местного барона. Перед вылазкой он составил план, тогда его и посетила мысль не рыскать по лесам в поисках добычи, а подступить к ближайшему крупному селу. Идти пришлось долго, три ночи. Ему люди верили, поэтому он убедил свою компанию сделать марш по темноте, благо, что ночи стояли лунные. Плоды эта хитрость дала сладкие – когда отряд вышел к селу, для местных это стало неожиданностью. Боя не было. Так, облава. Что могли противопоставить селяне без малого двум сотням опытных солдат, оружных и доспешных? С десяток схваток, больше похожих на убийства. Остальных неразбежавшихся отловили, связали всех молодых и здоровых, а теперь гнали в полон. Орденские и епископские щедро платили за рабов. Многие капитаны, которых знал Таильрен, приказали бы перебить оставшихся, но он был не таков, зряшного душегубства не любил. Старых и малых, больных и слабых он просто оставил, даже развязав ведьму, чтобы она позаботилась об остальных. Смысла таиться не было, все равно из деревни ускользнуло достаточно жителей, которые принесут весть о набеге местным лордам. Вот подпалить село Таильрен не погнушался. Договор есть договор. Надо зажечь войну, хоть в кондотте и нет таких слов. Капитан понимал, что участь большинства оставшихся селян будет незавидна, но свой шанс на выживание они получили.

Шли пешком, как было заведено в их компании, да и в некоторых иных. Уставы большинства наемных отрядов дозволяли марши верхом, но старый капитан, от которого Таильрен в свое время принял компанию, рассудил иначе. Он был приверженцем суровых взглядов и держался старинного устава. А предки дело знали.

Если посадить солдата на коня, то он, спору нет, устанет меньше и пройдет за день больше. Одна беда – случись неожиданное нападение, можно даже не пытаться организовать бой. Кто-то кинется на врага в жажде добычи, кто-то рванет подальше в предчувствии поражения. Исход боя может быть разным, неизменным будет одно – капитан не повлияет на него никак. Хорошо, почти никак.

Если же пехоту в походной колонне атакует неприятель, то дело обернется совсем иначе. На своих двоих сбежать шансов меньше, броситься грабить – сложнее. Большинство наемников примет бой и ими можно будет командовать. Появятся варианты.