Эжен Ильфо - Дети стихии. Глория

– Именно. Верховный Совет послал Королю прошение на прошлой неделе и…

– Я помню, но я не ожидала, что Король… Что ж, если это все новости, леди Ингрид, не смею вас более задерживать. Необходимо подготовить столицу к возвращению Его Величества. Рады, что вы сообщили это лично.

Консул кротко улыбнулась и удалилась из комнаты.

– Значит, отец приезжает, разве это не славные новости? – неуверенно спросила Катарина, – но о каком прошении велась речь?

– Я надеялась, что он предпочтёт отправить отречение в письменной форме. На позапрошлой неделе состоялся тайный совет. Там было оглашено, что состояние Короля даёт повод сомневаться в его… здравомыслии в эти дни. И в последующие тоже. Я приняла решение по вопросу неизбежного выбора действующего хранителя Альбиона: править или уходить и дать дорогу другим, более дееспособным. Я подписала это в надежде на его скорое отречение.

– Сестра, это измена… С чего ты решила, что отец любезно уступит тебе трон? Он мудрый политик, не думаю, что таковым будет его решение.

– Прекрати драматизировать, я – не первая на этом пути, и отнюдь не последняя. Мудрый политик должен сохранять здравый смысл. Тем более, нет никаких документов и законов, предусматривающих передачу власти в Конфедерации. На Верховном Совете присутствовала женщина, вице-герцогиня Ханборгская, которая постоянно подчёркивала это. Кажется, эту женщину звали леди Мирела. Если правильно помню, она состояла в этом триумвирате: наша мать, атлантический император и леди Мирела. Я ей не доверяю. Она слишком импульсивная. И более чем очевидно, судя по её гардеробу, предпочтения в одежде в Ханборге слегка… не по погоде. А эта эта леди Ингрид… Бегает, подобно дрессированной чёрной кошке, и пресмыкается. Двор наводнили одни лицемеры…

Катарина нервно усмехнулась и продолжила музицировать. Анна встала с кресла, хрустя накрахмаленным подолом платья, и подошла к окну, где стоял письменный столик с тоненькими изогнутыми ножками. Серые облака уже затянули солнце, вернув Карлеон в более привычные монохромные оттенки.

– Надо вновь надеть траурное платье, создать образ скорбящей дочери. Надо попросить доставить жемчуга. Под чёрные платья подходят только они. Тебе я тоже советую облачить траур. Согласно или вопреки здравому смыслу, он всё же наш отец.

Звук арфы перебил звон колокольчика, вызывающий прислугу. Зашевелились ржавые винтики, закрутились гнилые рычаги. Дворец пробудился в последний раз, перед тем, как стать мавзолеем для живого Короля.

Из массива хмурых облаков над столичным небом медленно показался медный киль корабля, тянущий за собой белое полотнище паруса с гербовой алой кричащей птицей. То знамя Альбиона, птица феникс, распростёршая крылья в полёте, воинственно вздыбленная в сторону бушующего моря. Король здесь. Его дирижабль пролетел над Карлеоном, сверкая полированным корпусом, отбрасывая тень на закопчённые тёмно-синие черепицы, казавшиеся сверху неряшливыми грязными пятнами на желтоватой простыне тумана. Синие башни столичной пристани украсили траурными флагами строгих белых цветов. Знамёна Конфедерации звонким цветным силуэтом выделялись среди этого чёрно-белого маскарада.

– Ваше Величество, мы прибыли в Центральную гавань, – объявил камердинер.

– Да, да… Я вижу, – безнадёжно ответил Франклин.

Он взял свою трость, без которой уже не мог передвигаться, и медленно направился к выходу. Посадочные башенки по бокам воздушной пристани за окном становились всё больше и больше, поглощая свет в салоне. С гулом, дирижабль развернулся и сбросил с борта швартовые тросы, которые немедленно прикрепили к гигантским воздушным крюкам. С настеленных сходней Король услышал, как было объявлено «Франклин Рекс», и как столичная гвардия синхронно воскликнула «Долгие лета Королю!». Он медленно сошёл на пристань, где его встретила Консул Ингрид.

– Рада видеть вас, Ваше Величество, – сказала она, едва скрывая улыбку.

– Да, да… Что? Я устал, во дворец, во дворец, – растерянно ответил Франклин, – где высочества?

– Их королевские высочества принцессы ждут вас во дворце, милорд.

Король медленно спустился с широкой лестницы пристанной башни, шаркая прошёл вдоль гвардейского караула и сел в экипаж. Во дворец, домой, где он не был три долгих года. Со смертью Элеоноры всё пошло не так, появились приступы, постоянно мучившие его; в один из таких приступов, страшной ночью его увезли прочь. Сам Франклин смутно помнил этот день. А тем временем, карета проезжала мимо знакомых улиц и площадей, где его радостно приветствовал народ. Но Король не внимал толпе, закутавшись в собственные воспоминания. Три года он жил только воспоминаниями, что стоило ему оставшегося рассудка, а быть может, и поддерживающими его. Теперь он мог впасть в истерику, а успокоившись продолжить неделями смотреть в окно и раскачиваться на стуле. Свет резал его глаза, холодный воздух заставлял задыхаться, а любые звуки раздражали. Но в шумной столице Альбиона и Конфедерации он будто не замечал ни того, ни другого, ни третьего. Экипаж остановился, дверца кареты распахнулась, Франклин с трудом выбрался и прищурился. Перед ним стояло два силуэта на фоне высыпавшейся перед входом прислуги. Гравий зашуршал под ногами, трость увязла в нём.

– Анна, Катарина… Да, да, да? Я, мы… – радостно произнес старик.

– Ваше Величество, – холодно поклонилась Анна, – рада вас видеть. Надеюсь, вы доехали без происшествий? Долгие лета Королю.

– За последние три года, Ваше Величество, ситуация в Конфедерации… изменилась, – произнесла Консул.

– Да, да, да… Только быстрее, я устал… – ответил Король задыхаясь.

Он сел в кресло у окна и начал раскачиваться. Его трясущиеся руки временами передергивались на подлокотниках, а сам он судорожно вздыхал и оглядывался. Аудиенция Короля с леди Ингрид проходила в его кабинете с давящими бордовыми стенами, в которых потолок уходил далеко ввысь, а полы не ощущались под ногами. Этот тёмный зал освещался тусклым оконным светом, наполовину перекрытым тяжёлыми бархатными портьерами. В глубине комнаты можно было разглядеть мутное от пыли огромное зеркало над давно потухшим камином, большой глобус в углу и большой шкаф, забитый книгами и свитками. Они сидели за массивным дубовым столом напротив окна, выходящего на недавно достроенный Замок Совета. Его хрустальные купола заманчиво сверкали вдалеке, а массивный фасад приглашающе светился в солнечных лучах.

– Вас долго не было. Мы потеряли всякую надежду. Я понимаю вашу потерю.

Наступило молчание. Послышался скрип старого кресла, Франклин развернулся и почти гневно посмотрел на нее, его челюсть сотрясалась, а глаза вылезли из орбит. Эти симптомы предвещали очередной приступ гнева, однако Консул продолжила.