Алена Трутнева - Дорога крови

Идеал внезапно рухнул. Низвергся с пьедестала и рассыпался в прах.

«Как же, создание небес! – Айзек усмехнулся и начал пробираться сквозь толпу к выходу с площади. – Просто отлично обученная артистка».

Тогда мальчишка впервые подумал о том, что внешность – это не всегда то, какой ты. Порой это всего лишь маска, выгодная тебе и помогающая пробиться в жизни. А коли так, его маска нуждалась в порядочном исправлении.

Выбрав уединённый кусочек побережья, Айзек склонился над водой, вглядываясь в своё отражение. Из воды на него смотрел тощий мальчишка с растрескавшимися губами и выступающими скулами. Чёрные любопытные глаза казались особенно большими на худом, загорелом лице. Копна грязных нечёсаных волос, слипшихся от грязи и пыли, отросла уже ниже плеч. Впрочем, он и сам был не намного чище, а одёжка давно болталась на нём, порванная и безнадёжно перепачканная. Неудивительно, что от него шарахается добрая половина прохожих. Айзек вытащил из-за голенища нож и ухватил прядь волос левой рукой, прикидывая, насколько укоротить шевелюру.

Стричь себя самому было неудобно, а тем более ножом. Мальчик и не надеялся на сколько-нибудь приличный результат, но всё же получившееся заставило его нахмуриться.

– Как щипаная ворона, – пробормотал он, разглядывая в воде неровно подстриженные, топорщащиеся во все стороны короткие пряди.

Вода была слишком холодна, чтобы купаться, а потому Айзек ограничился тем, что умыл лицо и попытался отмыть свои грязные обломанные ногти – но грязь въелась слишком глубоко. Бросив это пустое занятие, он, как сумел, вымыл волосы и попробовал пригладить непокорные пряди, но они продолжали упрямо дыбиться.

– Ну и ладно, – проворчал Айзек, махнув на своё отражение рукой. – Какой уж есть.

В воде мелькнул какой-то силуэт, но мальчик не успел среагировать и увернуться. На него навалился кто-то очень тяжёлый, столкнув в воду, которая тут же залила глаза и нос. Отплёвываясь и беспомощно барахтаясь, он пытался подняться на ноги, но его держали крепко.

– Ну же, давай, подержи ему ноги, я не могу связать их.

Несколько минут бесполезной борьбы, и чьи-то руки бесцеремонно бросили его на мелкую прибрежную гальку, связанного по рукам и ногам.

– Ну что, здравствуй, малыш. – Над ним возвышались пьянчужки – те, что уже однажды напали на него в переулке. – Теперь-то тебе некуда бежать.

Айзек дёрнулся, надеясь найти слабину в спутывающих его верёвках, но узлы были завязаны на совесть.

– Даже не пытайся, я бывший палач, так что узлы вязать умею, – со смехом заверил мальчишку мужчина. – А теперь ты наш сынок, так что пытаться сбежать вовсе нехорошо.

Разумеется, он сбежал. Прямо на следующий день. Но новоявленные родители каким-то невероятным образом умудрились разыскать своего приёмыша и притащили обратно, изрядно отлупив. Впервые в жизни. Его настоящие мама и папа никогда не били сына. И Айзеку даже в голову не могло прийти, насколько болезненными могут оказаться прикосновения тонкого ремешка, некогда бывшего частью конской сбруи, к коже. И, что ещё хуже, – насколько это всё унизительно.

Забившись в пыльный угол в чулане на втором этаже, которые пьянчуги гордо именовали «комнатой сына», Айзек плакал и дрожал от только что пережитого унижения. Одно дело получить в драке, пусть даже и сильно, и совсем другое, когда его растянули на лавке, привязав за руки и за ноги, – ибо по-другому «родители» не смогли совладать с отчаянно сопротивляющимся пацанёнком – и пороли, а он, сгорающий со стыда и абсолютно беспомощный, вынужден был глотать слёзы, чтобы не сделать всю эту экзекуцию ещё более позорной, – и кричать, кричать, кричать…

– Эй, ты! – Дверь распахнулась, и в освещённом дверном проёме возник его громадный отчим. – А ну, хватит рыдать! Иди-ка сюда!

Айзек в ужасе сжался и попытался отползти, но позади была стена.

– Я сказал: иди сюда, – рявкнул мужчина и, сграбастав ребёнка за руку, рванул к себе. – Когда родители тебе приказывают, ты должен слушаться. – Он отвесил Айзеку подзатыльник, и мальчик закусил губу, чтобы снова не расплакаться.

Протащив «сына» за собой по лестнице, мужчина остановился и толкнул мальчишку к стоявшему посреди комнаты ведру.

– Вот.

– Что это? – Айзек робко поднял глаза на пьянчугу.

– А то ты не знаешь? Это ведро, придурок! Ну, чего стоишь? Бери его и вымой в доме полы. – Мужчина замахнулся для удара, и мальчик испуганно съёжился. – Да побыстрей!

– Хорошо.

Ещё трижды Айзек сбегал, и трижды приёмные родители возвращали его обратно. Наконец, убедившись, что побоями им не сломать тщедушного, но невероятного упрямого и стойкого мальчишку, пьянчуги решились на хитрость. В тот день Айзек снова сбежал. Расспросив бродяжек и как следует заплатив им за информацию, они без труда отыскали своего, такого заметного среди всех прочих мальчишек, сына на заброшенной мельнице – в месте, которое сам Айзек считал идеальным убежищем, – и пообещали в следующий раз прирезать его собак, если он надумает ещё хоть раз удрать. Естественно, мальчишка не поверил им, но вопреки всем его ожиданиям отчим и мачеха не тронули его. А наутро он проснулся от собачьего воя – непередаваемо тоскливого, отчаянного настолько, что щемило сердце.

Даже позабыв обуться, Айзек бросился во двор. Там, перед их полуразвалившимся домом, стояла клетка. А в ней были Афето, Леальт и Усберго.

– Ну что, сынок, хочешь увидеть, как мы снимем шкуру с твоих шавок?

Айзек обернулся на самодовольный голос отчима. Мужчина стоял у крыльца, поигрывая большим кухонным ножом.

– Не троньте их, я умоляю вас! Я больше не буду сбегать. Никогда-никогда.

– Ладно, так и быть, поверю тебе. Но собаки останутся здесь, в клетке. Просто на всякий случай.

С тех пор не было ночи, чтобы Айзек не пытался вскрыть огромный навесной замок, что удерживал дверцу клетки, или перепилить прутья то кухонным ножом, то украденным у кузнеца напильником. Но всё было бесполезно. Дни проходили, а приёмные родители тем временем и не думали заботиться о собаках: они никогда не выпускали их из клетки, не давали им бегать и разминаться, они даже почти не кормили их. С каждым днём псы всё больше слабели.

Отчаяние и безысходность всё прочнее поселялись в душе мальчика. И однажды утром, в очередной раз проснувшись возле клетки, где Айзек теперь проводил почти все ночи, мальчик решился. Он выкупит свободу своих псов.

Его отчим и мачеха завтракали, как всегда, бранясь и жалуясь на головную боль. Войдя в дом, Айзек застыл в десяти шагах от них.

– Я хочу договориться.

Мужчина поднял затуманенные глаза.

– И о чём же?

– О своих псах. Отпустите их.

– С чего бы?

– Они умрут, – пояснил Айзек. – Мои псы голодают. Отпустите их, и я клянусь, что никогда больше не буду сбегать. Если вы не верите, можете запирать меня на ночь в клетке, где держите собак. Оттуда мне точно не выбраться. Я буду делать всё, что вы скажете, я буду даже воровать для вас.