Наталья Суворкина - Руна Райдо

«Он не будет меня бить, я не раб его», – только и сумел произнести Бьярки заплетающимся языком, затем выронил хаусвер и рухнул посиневшим лицом вниз. Судорога выгнула его дугой, изо рта пошла пена.

– Я знаю эту болезнь. Это недуг св. Валентина.

– Валентин – «фол нет хин» – «падать вниз»? Остроумно, девица.

– Этому святому надо молиться, что смешного? Еще помогают валериана, полынь, дурман, белена, омела, красавка.

– Полный набор, чтобы наверняка ноги протянуть. Помогает жертвоприношение Тору и ожерелье из позвонков гадюки или ужа, я слыхал. Ну, Бьярки– то лечить никто и не думал. Напротив, его стали еще больше сторониться. Кто – то говорил, что так наказывает лунный бог Мани– ведь большинство приступов случалось в полнолуние. Утром бедняга не помнил, что было с ним ночью. Иногда он во сне бродил по двору, а однажды – убежал, не просыпаясь, в лес и вернулся только через два дня, совершенно истощенный. Но с тех пор всегда уходил в лес перед приступом.

Все это не нравилось хозяину – проку-то от Бьярки было все меньше… За седьмицу до припадка он впадал в тоску, беспричинный страх одолевал его, болела голова. И чем ближе подходило полнолуние, тем меньше он походил на человека: становился злобным, ни с кем не разговаривал и, казалось, видел нечто, невидимое остальным.

А тут еще хозяйский приятель, тот самый конюх вспомнил берсерка Гуннара – парень, мол, крепко на него похож… И пошла молва так и сяк: то ли отец его был берсерк, а матушка от медведя понесла, то ли, когда отнесли младенца в лес, выкормила его медведица и жил он с ней в лесной избе… Словом решили – пахнет тут недобрым. Перекинется зверем да всех домочадцев и задерет. Одна хозяйка с дочкой Хильд – сверстницей мальчика – жалели его. Потому и медлили прогнать.

Но он сам начал верить этим россказням, будто станет оборотнем или уже стал. Бьярки что-то переживал особенное в своем трансе, какие-то видения необыкновенные его посещали. А братья– фостре совершили последнюю подлость. Случилось так, что люди с соседнего хутора завалили косолапого. Послала хозяйка людей купить мяса, жира и шкуру на теплое одеяло. И братья придумали такую пакость. После обеда и говорят Бьярки: «Ты, медвежий ублюдок, похлебку ел? Она из медвежатины. Может своего родича отведал. Теперь ты проклят». Стали они его оскорблять и провоцировать на драку. Но добились только нового приступа. Тогда положили Бьярки на свежую медвежью шкуру, а когда очухался, сказали – вот твоя шкура, мы видели, как ты перекидывался. Следующий раз на кол тебя насадим, оборотней железо не берет.

Уж не знаю, поверил ли им Бьярки или просто устал от ненависти в этом доме, только он попросил у хозяина за службу топор, хороший нож и еды на первое время и ушел.

Здесь мы остановимся, птаха, и спешимся ненадолго.

– Но куда мы приехали?

– Это славное место. Надо поздороваться с Липой и пчелами.

* * *

Когда они выехали на Мил Моинир, было уже достаточно светло, и Бренна смогла хорошенько рассмотреть Дерево. Это была раскидистая старая Липа – и трем взрослым людям не охватить, покрытая узловатой, бурой от возраста, но мягкой и теплой корой. Девушке сразу же захотелось обнять дерево, прижаться щекой к коре – как к материнской руке. Ее молодые веточки приобрели красноватый оттенок, почки набухли. Бренна приникла ухом, закрыла глаза, и ей показалось, что она слышит, как от корней к кроне поднимаются весенние соки. Обычно в эту пору деревья уже зеленые.

К удивлению Бренны, Асмунд тоже обнял дерево и что-то зашептал. Затем отошел на край поляны и вполголоса запел на гэльском: «Дорогие пчелки, это Бриан О’ Брайен аэп Мумман сын Торгейра Аудунсона. Я вернулся из долгого путешествия. Со мной Бренна дочь Ангуса О’Нейл аэп Лагин. Мы не причиним зла, мы хотим быть вашими гостями, как и гостями Бера, вашего и нашего друга».

– Теперь мы можем ехать, Бренна. Дом, который станет нам приютом на какое– то время, еще не близок. Отсюда начинаются медовые угодья моего друга. Мы еще на раз увидим медоносные деревья. Но больше всего меда лесные пчелы собирают с цветущей черники.

– Ты пел им? Ты занимался …магией?

– Это не магия….хотя…Рассказывают, что Липа растет из праха мудрой женщины, которая просила, чтобы ее похоронили именно так. Она желала после смерти стать деревом – домом для птиц и пчел. Ты ведь тоже почувствовала, что это необычное место. Место покоя, но и буйной жизни: летом здесь все гудит и щебечет. Когда солнце в зените, лучи едва могут проникнуть сквозь листву, а тень от дерева покрывает почти всю поляну – так широка и густа его крона. В день Бельтайна, когда Липа цветет, и вся поляна благоухает медом, сюда приходят девушки с пирогами и бьером, поют Липе и украшают ее лентами. Конечно, это не ясень, не дуб и даже не тис – не одно из пяти Великих Деревьев Эйрин – это женское Дерево. Это Мать, которая благословила нашего Бьярки и подарила ему первый рой. Вокруг поляны стоят колоды, помеченные руной алгиз.

С пчелами надо не только здороваться, но и рассказывать им о важных событиях – смертях и рождениях, свадьбах, путешествиях и гостях…

Магия… Я верю, что иногда человеку может стать спокойно и хорошо, как будто надо выбрать путь, и вдруг одну из тропинок осветило солнце… Приходят знаки, подтверждение мыслей, зримые ответы на вопросы, внятно советуют руны и встречаются правильные попутчики. Тогда все начинает случаться в нужный момент и только так, как должно было быть. Это сложно объяснить, но это, да, магия. В нее я верю.

– Ты …. необычный человек…Ты назвал пчелам свое настоящее имя?

– Да. Поехали, впереди еще день пути. По отцу я дан, а по матери из дома О’Брайенов. Она дала мне имя на гасип– Бриан . Но ты зови меня Асмунд. Я человек – обычней не бывает, птаха.

* * *

Асмунд.

На двор Бера въехали уже в полной темноте. Никого – только сиротливая скотина топталась и вздыхала в сарае, собаки он так и не завел, хоть и охотиться с ней сподручней, и побрухает, если зайдет на двор кто чужой. Хороший дом сложил Бер себе из толстых сосновых бревен, крепкая дубовая дверь, маленькое окошко под самой дерновой кровлей – запирайся на засов, спи спокойно. Дом до конца не выстыл – не так давно хозяин отправился в лес. Я разжег очаг, оставил Бренну подкладывать, а сам отправился в темноту – распрячь и накормить лошадей, забрать в дом оружие, да принести нам на ужин чего-нибудь из погреба. Наудачу сразу наткнулся на крынку с молоком. Для Бренны хорошо согреть. Спать уложил ее на лавку – кровати Бер не счел себе нужным смастерить, сам улегся у входа, завернувшись в отличное войлочное одеяло, таких он свалял себе несколько, хитрец. Усталая девочка уснула сразу, и я провалился в мертвецкий сон.