Татьяна Зубкова - Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь

Защита продолжалась. Дошли и до моего выступления как руководителя. Председатель учёного совета, который назвал меня «звёздной девочкой», сказал:

– Профессор у рояля! – причём на весь зал сказал. Шутить тогда было можно: защиты шли не под видеокассету.

Мой партнёр сидел рядом собранный, как перед боем. В этом он знал толк. С бесстрастным лицом бойца восточных единоборств, с широкими плечами каратиста под пиджаком – мой будущий убийца, направляющий на меня автомат. Я выступила, также всячески похвалив его. После действия нас пригласили к столу, который организовал другой диссертант. Мне было неловко, что мы материально не поучаствовали в этом, но не моему новоиспечённому кандидату наук.

Однажды, ещё до этих событий, он, сопровождая меня на банкете, попросил официанта перед своим уходом – а он не стал дожидаться меня – собрать приличный свёрточек еды для себя. Об этом я узнала уже спустя много лет. А в тот день за столом я завела новых друзей, с которыми долго была близка.

Вслед за фуршетом мама с сыном ушли праздновать к знакомым, не позвав меня, руководителя, что было уже за пределами приличия! Я же, в вечернем платье, с наброшенной на плечи шубой, с шикарным букетом белых роз, подаренных его родительницей, поехала по зимней Москве к подруге зализывать раны.

У меня в альбоме есть фотография, которую я сделала после защиты. На ней он, высокий и стройный, стоит в дешёвенькой кожаной куртке, с чёрным шарфом под ней, прикрывающим несвойственную ему белую рубашку, которую я купила к защите. Из-под воротника видна длинная шея. Лицо в анфас. Запечатлённое ухо немного торчит. Губы растянуты в удовлетворённо-циничной улыбке человека, у которого исполнилось большое, быть может, самое главное желание. Глаза, смотрящие на меня, прищурены, как у всех плохо видящих людей. Длинный нос несколько неправильной формы, так как был не раз перебит. Коротко подстриженные тёмно-русые волосы, которые чаще он сбривал наголо, чтобы за них нельзя было ухватиться в борьбе. Он их лишь на пару сантиметров отпустил к защите, сформировав и чубчик, незначительно прикрывающий залысины рано начавшего терять вихор мужчины. Наверное, сейчас он лыс, но из-за шлема я не могу удовлетворить своё любопытство. Когда-то он мне казался образцом красоты, но теперь я не понимаю: почему? На фотографии в крупных кистях рук со сбитыми специфическим образом костяшками – незажжённая сигарета. Рядом – моя фотография на трибуне. На не очень чётком снимке, сделанном в тёмном помещении, виден лишь поясной портрет тоненькой женщины в чёрном ажурном платье. Зачем я храню эти фото? В частности, потому что я в ладу со своим прошлым и не выбрасываю его из своей жизни, а могу лишь задвинуть в дальний ящик альбом, как и память о прошлых годах. И всё вытекает одно из другого. А та поездка подарила мне Моего Героя с хрустальными глазами. И именно о нём моя история, к которой я приступаю так постепенно.

Я, роскошная, но одинокая (диссертант остался с мамой), вышла с букетом роз и спадающей с плеч шубой, которую я так и не надела, из такси на вокзал, заносимый снегом. Проходящий мужчина решил срочно познакомиться, но я гордо прошла мимо: не каждый же день разговаривать с незнакомыми мужчинами! В поезде я думала об одном: «Мне позвонит мой флибустьер!»

Была ли это любовь с первого взгляда? С моей стороны, безусловно, нет. Но я так нуждалась в защите и нежности!

Понедельник: девять, десять, одиннадцать, двенадцать, час! «Не больно-то и хотелось! – подумала я. – Пойду… Нет, не напьюсь, а в бассейн!» И ушла! Когда зазвонил телефон, параллельную трубку в преподавательской взял мой доцент.

– Позовите… Э… Девушку! – отдал распоряжение командный тон в трубке.

– Какую? – ехидненько спросил мой доцент, до конца не выдрессированный ни мной, ни женой, хотя она была в наличии, ни армией.

– У вас работает… – уже чуть неуверенно ответил голос в трубке.

– Кем? – развлекался мой Доцент.

– Не знаю! – уже, повысив голос (и не знал мой доцент, что такое настоящая злость этого голоса), ответил он.

– А что знаете? – уже откровенно хихикал доцент, подмигивая другому преподавателю.

– Могу описать! – твёрдо заявил голос.

– Опишите! – потребовал, как от студента, мой доцент.

– Такая… сексуальная! Со стройными ногами, длинными волосами, большими глазами! – радостно отрапортовал голос.

– Анджелина Джоли?! – давясь смехом, переспросил мой коллега.

– Да при чём здесь Анджелина! – зло ответил его собеседник.

– Таких, как вы описываете, только две: Анджелина Джоли и…

– И?! – уже теряя терпение, спросил голос. И его поняли, осознав угрозу даже по телефону.

– И – наша заведующая! – наконец завершил мой доцент.

– Позовите! – уже властно потребовали на том конце провода.

– Только через час! – заискивая, сказал преподаватель.

Мой доцент несколько странный человек. Например, переехав из другого города, он спросил меня:

– Сколько вы тратите стирального порошка?! – заинтересованно.

– Ээээээ? – я растерялась.

– Здесь порошок дешевле, но вода менее мылкая! – попробовал объяснить он.

Потом я позвонила своей приятельнице и спросила:

– Сколько ты тратишь стирального порошка?! – заинтригованно.

– Ээээээ? – ответила она, в свою очередь растерявшись. Но потом, спохватившись, добавила:

– Как это?

– Здесь порошок дешевле, но вода менее мылкая! – объясняю я.

– Ты сбрендила?! – спросила она прямо.

Прошёл час, и даже полтора. Я пробегала через коридор, и меня позвали:

– Вероника Викторовна! Это вас! – сказал мой доцент и добавил, – Приятный мужской голос!

Мне стало вдруг как-то неловко. Тем более, что я сразу догадалась, кто это звонил. Сделав каменное лицо, я с начинающими краснеть щеками пересекла комнату и взяла трубку:

– Вас слушают, – сказала я официальным голосом для посторонних.

– Вика?! Давно не разговаривали! – это действительно был он.

– Да… Неделю, – без интонаций ответила я.

– Давай встретимся сегодня, – не предложил, а констатировал он.

– Перезвони мне через пять минут! – И быстрее уже в свой кабинет! Опять зазвонил телефон. И говорит не слон – ОН!

– Ты? – спросила я.

– Я! – ответил он. И добавил:

– Встретимся?

– Почему бы и нет! – почему-то фальцетом выпалила я.

– Освобождаюсь в восемь. Я к тебе подъеду? – от этого нахальства мой голос зазвенел, и я ответила уже почти обиженно:

– Ты спрашиваешь так, будто хоть что-то знаешь обо мне!

– Кое-что… Работа такая! Знаю, что ты живёшь одна… – проговорил он.

– Я не приглашу тебя к себе домой! – резюмировала я, уже почти взрываясь – холерический темперамент.

– Боишься? – поддел он, и, попавшись на это «слабо!», я всё же взорвалась: