Галина Романова - Рудничный бог

– Еще поживем? – приветствовал его Антон.

– Поживем, – негромко ответил Владимир и взглянул на Алексея: – А нет ли…

– Валерия передавала поклон, – сказал тот, умолчав о том, что письму было уже больше месяца. Но для тюрьмы такого рода вести никогда не теряют остроты и свежести. Бывший корнет просиял, словно получил приглашение на бал. Но его улыбка тотчас померкла.

– Жаль, что ответного поклона передать не могу, – промолвил он. – А что твои?

Алексей отвернулся. С каждой минутой думать о Насте хотелось все меньше и меньше.

Наконец, ворота отворились. Долгий путь начался.

Было раннее утро, почти такое же, как две недели назад. Столица уже просыпалась, но народа на улицах пока было мало. Опять звонили к ранней заутренней, уже разъезжали первые извозчики, торопились молочники, где-то шаркали метлами дворники, брели мастеровые, заканчивали утренний обход своих участков городовые. Кандальных вели в сторону Грачиного Гнезда, где их ждала партия других ссыльных.

Встречные прохожие, заметив арестантов, останавливались. Кто-то просто глазел, кто-то принимался креститься. Какая-то старушка шагнула вперед, протягивая дрожащую ладонь. Прежде, чем охранявший строй казак успел загородить конем ей дорогу, быстро сунула в чью-то руку гривенник и торопливо перекрестила весь строй:

– Храни вас Господь, сынки!

– Пошла, – казак принялся теснить ее в сторону, замахнулся плетью. – А не то…

– Стыдно, – беззлобно откликнулась старушка. – Мать бы свою так…

Служивый скрипнул зубами, но погнаться за старушкой не посмел – служба превыше всего.

На углу Поварской и Пожарной стояла девушка. Простое платье, передник, корзинка на локте, линялый платок надвинут на глаза, толстая русая коса лежит на груди, как сонная змея. Служанка, спешащая за провизией с утра пораньше, да остановившаяся полюбопытствовать. Живые глаза быстро обежали строй кандальных. Не так уж и много их было, чтобы кого-то упустить.

– Барин! Алексей Михайлович!

Он вздрогнул, услышав свое имя. Оглянулся на девушку. Та торопливо оттянула платок со лба, открывая глаза и высокий чистый лоб. Лицо впрямь знакомое, но откуда?

– Барин, – останавливаться было нельзя, девушка зашагала следом, – Настасья Павловна вам кланяются!

– Настя?

Неведомая сила сорвала Алексея с места. Он шагнул из строя.

– Настя? Где? Что? Ты кто? Как звать? – имя жениной горничной вылетело из головы.

– Малаша я, барин… Настасья Павловна здоровы…

– Ку-уда? – уж на этой-то женщине казак не преминул отыграться. Плетью охаживать не стал, но направил коня прямо на горничную, замахиваясь. – Пошла вон!

Другой его товарищ кинулся на Алексея. Не церемонясь особенно, выхватил нагайку, хлестнул по спине:

– Встать в строй!

– Что Настя? – Алексея кто-то из товарищей дернул за рукав шинели. – Где она?

– Туточки она! – из-за туши казацкого коня, закричала вслед удаляющимся кандальникам Малаша. – В городе! Ай!

Раздосадованный упрямством горничной, казак все-таки огрел ее плетью и тут же поскакал догонять своих.

Алексею тоже перепало еще несколько раз прежде, чем хлеставший его казак решил, что с него довольно. Антон и Владимир с двух сторон, не сговариваясь, поддержали его под руки.

– Быдло, – губы дрожали от возмущения и гнева. – К-как он смел? Я офицер…

– Бывший, – шепнул Владимир. – Больно?

– Душе больнее, – от пережитого Алексея всего трясло. Только теперь он начал понимать, что на самом деле значили слова «лишить имени и чести».

– Гляди веселее, – Антон Багрицкий не мог долго унывать. – Нет худа без добра. Зато про своих кое-чего узнал.

– Да уж, узнал…

Мысль о том, что Настя в городе, согрела душу. Но каково-то будет жене, когда ей холопка расскажет, как его, военного офицера, у всех на глазах хлестал плетью простой казак? И ради вот этих людей они рисковали собой? Ради них шли на смерть, подвиг и преступление? Да – и ради этих тоже. Ради того, чтобы поменьше было тех, кому сечь людей – не только работа, но и развлечение.

В Грачином Гнезде кандальников тоже готовили к этапу. Там собралось человек сорок-пятьдесят от совсем юнцов, лет по тринадцати, до убеленных сединами стариков. Отдельной группкой стояли женщины. Эти были без цепей. Все одинаково бледные, с пустыми усталыми лицами со следами слез. У двоих на руках были маленькие дети. Еще одной предлагалось пойти по этапу беременной.

Пока суд да дело, вышло несколько минут отдыха. И тут к группе женщин откуда-то вынырнул невысокого роста старичок, по пятам за которым следовал дюжий слуга с большой корзиной в руках. Старичок, как заметил Алексей, пришел с улицы. Не обращая внимания на суету вокруг, он принялся раздавать женщинам яркие цветные ленты, яблоки, апельсины и конфеты в блестящих обертках. Старшему ребенку сунул печатный пряник, для младшего матери его – нарядную рубашечку. Беременной долго что-то шептал, отечески поглаживая по руке. И те же казаки, которые еще недавно отгоняли от кандальников простых людей, позволяли чудаковатому старичку беспрепятственно оделять сластями арестанток.

– Батюшка, Карл Францевич, – только и окликнул его один из унтер-офицеров, когда тот принялся раздавать сладости по второму разу, видимо, в корзине еще немного оставалось, – да чего ты им конфеты-то суешь? Нет бы, хлеба дал или денег!

Названный медленно обернулся в его сторону, взглянул исподлобья маленькими живыми глазками.

– Тенег, – коверкая русские слова, промолвил он, – или клеба им любой даст. А вот апельцин или конфект они долго не уфидеть!

И по этому выговору и по взгляду исподлобья Алексей еще вернее, чем по имени и внешности признал того самого доктора Штерна, на которого почти молилась его матушка, считая его светилом медицины, хотя и несомненным чудаком. Но ведь именно доктора Штерна призывали к постели Насти, когда ей внезапно стало плохо на балу. И именно доктор Штерн, осмотрев молодую женщину, вот точно также исподлобья посмотрел на Алексея и проговорил: «Не горефать, а радоваться надо. То не болеснь, а обычное состояние для самушней женщин… Ждите наслетник!»

– Доктор Штерн!

Старичок удивленно вскинул брови:

– Йа?

– Доктор, – торопясь, пока и тут не помешали, воскликнул Алексей, – вы меня, наверное, не помните… Мы звали вас к моей жене… когда она забеременела…

– Молодой шеловек? – старичок быстро подошел ближе. – Шем могу слушить?

– Моя жена, Анастасия Варская, – почему-то волнуясь, заговорил Алексей. – Она сейчас здесь, в столице… Я не знаю, где она остановилась, но… Она должно быть, еще не разрешилась от бремени… Вы передайте ей…

Он осекся, увидев на скорбно поджатых губах старичка-доктора понимающую улыбку.