Виталий Держапольский - Псарня

— Братцы, да он крови боится! — закричал Прохор Кузьмин — крепкий и горластый пацан. — Накось, держи! — И он сунул в руки Караваю обезглавленную куриную тушку прямо в лицо.

Буханкин отшатнулся, побледнел еще сильнее, хотя, казалось бы, больше некуда, конвульсивно содрогнулся и сложился пополам. Его вырвало желчью прямо на кучу куриных голов.

— Ты чего творишь-то? — возмущенно завопил Прохор, которого слегка забрызгало рвотой. — Форму мне облевал!

— Да ты сам хорош! — неожиданно вступился за Буханкина Семка Вахромеев. — Ты зачем ему в морду куру толкал? Он еще от обморока не очухался!

— А я откуда знал, что он еще и облюется, гад такой! Вернемся в расположение — постираешь! — брезгливо протирая испачканную гимнастерку пучком перьев, процедил сквозь сжатые зубы Кузьмин.

— Сам постираешь свои тряпки! — безапелляционно заявил Вовка, сверля глазами Прохора. — Семка прав — нечего было ему в харю курой тыкать!

— Да ты кто такой, чтобы мне указывать? — выпятив грудь колесом, со злостью в голосе произнес Кузьмин. — Этот дундук мне форму изговнял, он же и постирает!

— Ты офонарел, что ли, Кузьмин?! — Петька сильно толкнул Прохора кулаком в грудь. — Ты как со старшим по званию разговариваешь?

— Тоже, мне, нашлись старшие! — презрительно сплюнул на пол Кузьмин. — Че вы мне сделаете?

— Ах, вот, ты, как? — Петька неожиданно прыгнул на Прохора, и они покатились по земляному полу сарая, сметая с него старый куриный помет.

— Давай, Петька, дай ему как следует! — загомонили мальчишки, которым заносчивый Прохор тоже успел насолить. — Пусть не думает…

— А ну-ка прекратить!!! — заорал Вовка, во все горло. — Встать!!!

Но дерущиеся мальчишки не обратили на приказ обергефрайтера никакого внимания, продолжая воодушевленно мутузить друг друга.

— Хлопцы, давайте разнимем их! — крикнул Семка. — Вдруг Ланге сейчас воротиться — то всем влетит!

Совместными усилиями драчунов удалось оттащить друг от друга. Сейчас они стояли, тяжело дыша, перед Вовкой со скрученными за спиной руками.

— Значит так, — совершенно спокойно произнес Путилов, — Кузьмину — неделя карцера, Незнанскому — два дня…

— За что, Вовка? — пылая праведным гневом, воскликнул Петька. — Я ж его, падлу, — мальчишка попытался пнуть недруга в колено, но у него ничего не вышло — слишком далеко друг от друга их держали, — на место хотел поставить!

— За драку, за неподчинение приказу, — тоном, не терпящим возражений, ответил Вовка, — чтобы и остальным стало ясно, что никакие дружеские отношения не помогут, если ты провинился. — Три дня карцера, — накинув еще денек, «подвел черту» Путилов. Командование отделением пока примет на себя… — Вовка оглядел цепким взглядом мальчишек. — Семен Вахромеев.

— Я? — удивился мальчишка. — Вов, да я же это… Я ведь даже куру с первой попытки как следует убить не смог.

— Не я, а так точно… Вернее, яволь!

— А? Да! Яволь, герр обергефрайтер! — поправился Вахромеев.

— А насчет куры, не переживай, — приободрил пацана Путилов, — самое главное — ты сумел с собой справиться! А это — дорогого стоит, — добавил он, вспомнив, что говорил в таких случаях Митрофан Петрович. — Ладно, парни, тащите провинившихся в холодную. Сдавайте караульному и быстро сюда! Вахромеев!

— Яволь!

— Сообщищь обо всем происшедшем мастеру-наставнику Сандлеру.

— Слушаюсь!

— Пацаны, обратно бегом! — напомнил Вовка курсантам. — А то Жердяй нас точно всем скопом закопает!

— Хорошо, командир! — ответил за всех Семка. — Мы быстро.

— А ты, Петька, не обижайся, — обращаясь к другу, произнес Путилов. — Так надо, поверь.

— Дая и не обижаюсь, — тряхнул головой Незнанский. — Я-то дурак, что повелся… Пацаны, отпустите. Не надо меня держать — я сам дойду.

Вовка кивнул, мальчишки отпустили Петьку.

— Кузьмин, тебя тоже отпустить? Дергаться не будешь?

— Да пошел ты…

— Опять начинаешь? — Вовка едва сдержался, чтобы не взорваться.

— Я вам еще припомню! — мрачно пообещал Кузьмин.

— Ладно, пацаны, не хочет по-хорошему — волоките так, — распорядился Путилов. — Ему же хуже.

— Давай, топай! — Семка толкнул нарушителя спокойствия в спину и вслед за мальчишками вышел из сарая.

— Каравай, ты как, живой? — оставшись наедине с Буханкиным, спосил Вовка.

— Почти, — просипел Толик.

— Слушай, но с тобой нужно что-то делать, — задумчиво произнес Путилов. — Ты всегда так?

— В смысле, крови боюсь?

— Да.

— С детства. Сколько себя помню — только увижу хоть каплю крови, и не важно, своя она, или чужая, так и падаю.

— Да уж, — Вовка усмехнулся, и почесал затылок, — задачка! Ты понимаешь, что с такой проблемой, тебе настоящим солдатом никогда не стать?

— А то? — Каравай изобразил на лице некое подобие улыбки. — Только поделать с собой ничего не могу. Я пробовал уже. — Глаза мальчишки предательски заблестели, наполнившись слезами. Он шмыгнул носом, а затем потер глаза рукавом, размазывая грязь по лицу.

— Ты это, сырость-то не разводи! — посоветовал Вовка. — Этим все равно делу не поможешь. Лучше давай мы с тобой еще разок попробуем… Да вон, хотя бы курицу ощиплем.

— Угу, — обреченно кивнул головой Толик. — Давай попробуем.

Но едва Вовка снял с крюка одну тушку, к горлу Буханкина вновь подкатил ком, а рот заполнился кислой тягучей слюной.

— Все, закончили! — Заметив, как посерел Каравай, воскликнул Вовка. — Иди лучше на улицу. Для первого раза хватит.

Буханкин промычал нечто не членораздельное и выскочил на свежий воздух. Вовка в очередной раз тяжело вздохнул и принялся в одиночестве ощипывать зарубленных курсантами кур.

Мальчишки вернулись минут через двадцать, и с энтузиазмом включились в работу. Вскоре все тушки были ощипаны и приготовлены к доставке на кухню.

— Ну что, идем сдаваться? — весело поинтересовался Вовка.

— Конечно! — поддержали его мальчишки. — Завтрак скоро.

Они похватали по нескольку штук в руки еще теплые птичьи тельца и побежали в сторону интернатской столовой. Буханкин уныло плелся позади всех, размазывая по щекам грязь, сопли и слезы. Вовка обернулся, хотел было прикрикнуть на незадачливого курсанта, чтобы тот поторопился, но затем передумал. Судьба Каравая была сейчас под вопросом: едва только об этом случае узнает старший мастер-наставник Роберт Франц (с Сандлером, возможно, можно было бы договориться), Каравая мгновенно вышвырнут с территории школы. И еще неизвестно, как это будет сделано? Может, выведут Буханкина за периметр «Псарни», да и пустят в «расход»? Хотя нет, немцы народ рачительный, бережливый, они просто так даже старую вещь не выкинут, а тут здоровый молодой раб. Не-е, не убьют. Отправят в ближайший интернат, делов-то! А там, по сравнению с «Псарней» — расслабуха полная: ни тебе учебы, ни тебе физзанятий на износ, ни рукопашки… Хотя, за прошедший месяц Вовка втянулся в режим «Псарни», ему (в этом он боялся признаться даже себе) неожиданно понравилась такая жизнь. В школе можно было стать по-настоящему сильным мужчиной и умелым воином. После памятного разговора с Сандлером Вовка тоже понял это. А вот что он потом распорядится своим воинским умением на благо рейха — это бабка надвое сказала. В этом герр мастер-наставник просчитался. Вовка еще рассчитается с проклятыми фрицами сполна! Дайте только вырасти!