Сергей Самаров - Пепел острога

Десятник Велемир нес за плечами длинное налучье с еще более длинным луком, на поясе кожаный тул со стрелами, а в руках стальной прозор, вместо которого поставил на лук снова костяной, и странный лучный прицел, который вертел в руках и так, и сяк, рассматривая.

– Интересная какая штука… – заметил Ансгар, кивая на прицел, чтобы не вести разговор о мече, а, судя по взглядам, которые бросал на него десятник, Велемир именно о мече и хотел поговорить, и о недавно закончившемся учебном бое, научившем чему-то только одного молодого конунга. Обсуждать это просто не хотелось, потому что обида на кузнеца за такой талисман в рукояти, несмотря ни на что, в Ансгаре все же была. И эта обида слегка портила то высокое чувство, высказать которое Ансгар и пришел к Даляте. – Далята, как я понял, не только мастер-кузнец, у которого руки все сделать могут. Он еще и много чего головой придумывает…

– Еще как придумывает… А кто ничего не придумывает, тот и не будет никогда мастером, – ответил стрелецкий десятник. – Он говорил сегодня про самострелы, которые делал для женщин. И это не простые самострелы. В каждом по десять стрел. Самострел перезаряжать долго, в сравнении с луком. А там куда как быстрее все идет. Только ворот повернул [115], натянул тетиву, а стрела сама пружиной подается. Далята это сам придумал. А это… – он поднял прицел. – Мне это не нравится. Взял, чтобы Даляту не обидеть. Но такая вещь мне, говоря по правде, совсем без надобности. На дальние расстояния я привык стрелять навесом, как меня сызмальства учили. И всегда знаю, куда стрела попадет. И теперь уже переучиваться сложно. Пока туда посмотришь, пока сюда посмотришь, цель потеряешь. Был бы ты нашим стрельцом, отдал бы тебе… А так, отдам, кому потребуется…

– А чтобы стрельцом стать, сколько лет учиться надо? – спросил Ансгар, в голове которого уже давно зародилась мысль о создании собственного стрелецкого войска. Только как воплотить такую мысль в жизнь, он пока не представлял. Однако узнать хотел много.

– Всю жизнь, пока глаза видят, учишься… Когда глаза слабеют, лук другому передаешь, кто заменить тебя может, и начинаешь сам других учить…

У конунга был и личный интерес.

– Вот я бы, к примеру, смог выучиться?

– Поздно… – засмеялся Велемир. – Я, помню, только ходить по двору научился, отец мне сразу два камня подобрал, чтобы руки готовились к будущим делам.

– Два камня? – не понял конунг.

– Да. Один, полегче, в левой вытянутой руке держишь. Вторым, потяжелее, правой рукой вперед-назад водишь, как тетиву оттягиваешь. Так вот и начинал заниматься, вместо того чтобы в игры играть и деревянные лодки в ручьях пускать. Потом, когда руки слегка окрепли – вместо камней два стремени…

– А это как?

– Просто. Соединяются два старых выброшенных стремени. В левой вытянутой руке одно держишь, в правой второе. И пробуешь железо разорвать. Целый день тянешь, на следующий день тянешь, на третий день тянешь. Кажется, жилы из руки вытягиваются, но они, жилы, от этого только крепнут. К вечеру руки гудят, как струны гуслей. Зазвенеть готовы. И так несколько лет, до тех пор, пока лук в руки не получишь.

– А кто твой отец был?

– Тоже стрелец. Он мне свой лук и передал, когда глаза цель хорошо видеть перестали. Но и сам от стрелы умер. Ваши дикари его в упор расстреляли вместе с матерью. На пороге дома. И сожгли их потом вместе с домом. Несколько дней назад.

Десятник покраснел, голову упрямо опустил, чтобы скрыть свои мысли, и губы сжал до посинения. Больно ему было вспоминать все, что произошло в далеком от берегов Ловати Куделькином остроге, но не вспоминать было невозможно, потому что любая случайность возвращала мыслями туда.

– Я помогу тебе отомстить, – четко и членораздельно произнося слова, пообещал Ансгар. Ему самому показалось, что он ощутил боль утраты, которая посетила чужого ему человека и возбудила жажду мести. – Я отдам тебе Торольфа. Всем вам отдам его.

– Сейчас дело не в мести, – возразил Велемир. – Месть вообще в моем народе популярностью не пользуется. Так, бывает, гнев возобладает, но это не месть, а возмездие. А месть долго вынашивают. Мы так не можем. И вообще в другом дело. Ваши увели моих младших братишку с сестренкой. Мне их найти нужно как можно быстрее, пока их в рабство не продали. И Добряну, невесту мою, мне нужно в прежний облик вернуть.

– И их найдем, и Добряну вернем, – голос юного конунга звучал уверенно, и невозможно было не поверить ему, особенно, если хочется верить. – Правда, с Гунналугом совладать будет намного труднее, чем с Одноглазым. Но и на него управу сыщем. А это что?

Десятник заметил взгляд конунга и посмотрел себе на грудь. По рубахе расползалось небольшое кровавое пятно. Кровь свежая, не успела еще потемнеть.

– Ерунда. Рана время от времени вскрывается. Обычно от натуги – лук с новым прозором тяжел был. Но это все не страшно, кровь быстро засыхает. Сейчас придем, Добряна залижет, и рана закроется. Волчья слюна целебная. А вон кто-то, кажется, по нашу душу бежит. Не иначе, сотнику срочно понадобились…

Навстречу им, тяжело ступая по деревянной мостовой, по которой ходить не привык, как привык ходить лесными тропами, спешил вой из сотни Овсеня…

Десятник стрельцов Велемир не ошибся.

К сотнику Овсеню пожаловал в гости руянский сотник Большака, приплывший в городище Огненной Собаки на своей большой боевой ладье, имеющей даже тяжелое вооружение в виде трех катапульт, стреляющих сосудами с горящим маслом. И Овсень послал воя своей сотни поторопить Ансгара, с которым Большака хотел познакомиться и услышать точнее, против кого им придется вместе воевать, если договорятся и воевать все-таки придется. Необходимость такого разговора обуславливалась тем, что сам Большака знавал в своей бурной жизни многих урманских и свейских и ярлов, и простых воев, с которыми ходил в набеги на Северную Европу. Грабил саксов Англии, саксов Саксонии, земли франков и италийцев и даже добирался, как он сам говорил, до африканских берегов, где пробовал силу своего меча на сарацинах. И он не желал воевать против своих друзей, если такое случится. Правда, Большака сразу предупредил, что большинство его друзей-викингов живут в земле данов, вместе с которыми руяне частенько отправлялись в дальние набеги, или даже на самом Руяне, где в арконских тавернах можно встретить кого угодно, даже нескольких самых настоящих сарацин и одного разбойного поэта армянина. Но многие вои все-таки по происхождению из Швеции и Норвегии, и стоило сначала разобраться, а потом только подписываться на поход, чтобы не пришлось в пылу боя руку на друга поднять. Овсень не видел в таком желании ничего странного, более того, даже понимал подобное и одобрял, потому что друзья против друзей не воюют, и вместе они попросили себе хмельного меда из погребка воеводы и, пробуя его на вкус, вспоминали общих знакомых, которых у них оказалось множество, и ждали возвращения юного конунга.