Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

— О да, — кивнул локонами Коко. — Убогое при всей своей злокозненности воображение роднит убийц стратега с господами, которых я наблюдал в Олларии. В древности обитатели провинции Гайя действовали значительно изысканней, но, дорогой граф, умоляю, не волнуйтесь о нас. Мы — мужчины, и мы способны вынести многое. Правильно ли я понимаю, что разгромом Военной коллегии мятежники не ограничились?

— Они не могли остановиться, — негромко предположил Пьетро, и батюшка наклонил голову, выражая согласие.

— Толпа бросилась искать других виноватых. В чем угодно — в военных неудачах, взяточничестве, воровстве, ереси, кощунстве и даже, представьте себе, в прелюбодеянии и разврате. С пойманными расправлялись по-всякому — прибивали к собственным воротам, рубили руки и ноги, забивали камнями, кормили толченым стеклом, принуждали к различного рода непристойностям, в том числе и на сцене столичного театра, который затем сожгли. Гайифцев, как справедливо заметил барон Капуль-Гизайль, издавна отличало живое воображение, к тому же они были перевозбуждены.

О судьбе императорской фамилии достоверных сведений нет, но к вечеру следующего дня гвардейская верхушка опомнилась и возвела на престол Ореста, который и прежде заигрывал с армией. Сей достойный господин короновался под именем Сервилия Второго, и короновал его не кто иной, как новый Эсперадор Гаэций. До известных событий он был известен как кардинал Гайифский и Йернский Капитон. Присутствовавший на церемонии посол Ургота особо подчеркивает отсутствие в храме императорской родни и лиц, приближенных к Дивину и его старшему сыну.

Новые власти, не считаясь с жертвами, бросились наводить порядок и неплохо в этом преуспели. Пятого Летних Молний в окрестностях Паоны появились передовые отряды морисков, новоявленный император намеревался дать язычникам бой, и это последнее, что мне о нем известно. Об Олларии вы знаете больше меня, в Эпинэ все спокойно, как и на всем побережье, не считая, разумеется, гайифского. Господа, я хотел бы услышать ваше мнение, Паона и Оллария — это совпадение или закономерность?

— Крысы, — уточнил Марсель. — Они ушли?

— Не думаю. — Резная голова борзой вертелась в огромных руках, точно высматривая добычу. — Исход крыс люди Фомы и Альберта Алатского заметили бы. Точно так же никто не слышал про зелень и призрачных монахов, что и порождает неопределенность.

В том, что доведенные до предела беженцы сперва пытались прорваться в город, а потом присоединились к бунту, ничего странного нет. В том, что учудили дорвавшиеся до Забардзакиса и иже с ним забавники, — тоже. Счеты во время мятежей сводят всегда, как и мародерствуют. Принца Ореста судьба третьего сына не устраивала, и, блюди Гайифа старые традиции, он отравился бы мидиями еще лет семь назад. Никакой связи с Агарисом, кроме морисков, я не вижу, как и с Олларией. В Паоне началось раньше и по-другому, и все же меня это совпадение настораживает. А вас?

— Сколько шедевров… — Огорченный барон бережно поставил чашечку на блюдце. — Мне страшно подумать, сколько бесценных шедевров погибнет, если борьбу с ересью распространят и на предметы искусства, но я просил бы обратить внимание на имена. Иссерциал в Гайифе до сих пор под запретом, и Сервилий для имперцев — символ воинственности и побед, что же до Гаэция… Один из первых золотоанаксианских аристократов, принявших эсператизм, почитается святым и мучеником. Казнили его, разумеется, за измену, но вспоминать об этом в Гайифе любят не больше, чем о чреве Сервилия. В совокупности эти имена означают притязание на первенство в Золотых землях, мне это не нравится.

— К Паоне приближаются мориски, — напомнил кагет, — им это не нравилось еще до того, как оно возникло. Мы сможем сравнить Паону с Олларией, когда узнаем, что осталось за нашими спинами. Уходя, мы видели лишь пожары.

— Что-то мы знаем. — Пьетро, единственный из всех, воздерживался от шадди, то ли берег сердце, то ли оно слишком болело за Левия. — Я и мой товарищ были в Олларии около двух недель назад. Погромы прекратились, в городе появилась власть; она представляется очень странной, но она есть. Чего в Олларии нет, так это Создателя.

— Там есть дуксия. — Марсель внимательно посмотрел на барона. — Констанс, вы ведь имели удовольствие лично встретиться с одним из ее членов?

— Я очень надеюсь, что этот человек сделает все возможное для спасения истинных ценностей, но другие… Они меня удручают. Ну чего, скажите, чего можно ожидать от известной вам особы, ныне именуемой Свободной Дженнифер, или от помощника коменданта Багерлее, обвинявшегося, ни много ни мало, в цареубийстве?! А ведь есть еще какой-то гражданин Джереми, в прошлом, кажется, капрал, и бывший не то граф, не то барон Кракл с его ужасной женой и еще более ужасными халатами…

«Ли, приветствую!

Для начала вспомни всю бергерскую, кэналлийскую и гаунасскую брань, потому что талигойской лично мне не хватает, как и зла.

Рокэ на прощанье всучил мне приказ о назначении меня командующим Западной армией и велел пустить его в ход, если Вольфганг не тянет. Я бы пустил, только старик лежал пластом, а его генералы мечтали заполучить хоть какого-нибудь маршала, так что с моим водворением на куче битых яиц трудностей не возникло. Толку-то! Мы потеряли все, что можно и нельзя; самое же скверное, Западная армия чуть ли не полностью уверилась, что нам не везло, не везет и не будет везти.

Райнштайнер, которому явно не хватает твоей персоны, уведомил меня об отправке в Бергмарк отчета о том, что сотворили с Западной армией Бруно и ураган. Повторяться я не имею ни малейшего желания, ибо тошно, а вот о том, что было дальше, изволь прочесть и высказаться. Если твои озарения опоздают, они останутся как память о твоей мудрости или наоборот. В последнем случае я буду пакостно тыкать тебя в твое несовершенство, о победитель „гусей“ и собутыльник „медведей“!

Можешь смеяться, но боевые действия возобновились уже на следующий день после сражения, ближе к вечеру. Отставший арьергард Бруно (то, что это был именно он, я узнал задним числом от пленных) наконец-то появился; фельдмаршал в это время как раз выяснял, способны ли талигойцы оборонять мост и ближайшие удобные для переправы места. Ариго, который оказался лучше, чем я надеялся, делал вид, что способны, и Бруно, подумав, отправил арьергард переходить Эйвис южнее: там, где накануне, только в обратном направлении, переправлялся его легкий корпус. Арьергард реку спокойно перешел и начал продвигаться к расположению остатков нашей армии.

К несчастью жаждущего искупить свое опоздание „гуся“, наш заплутавший генерал Гаузнер жаждал того же. „Фульгаты“ нашли пропавший корпус днем 16-го, к концу ночи он был уже в расположении Ариго, и тот, рявкнув: „Отдыхать потом будете!“, бросил негаданный резерв навстречу подступающим с юга дриксам, так что 17-го, в первой половине дня, начался встречный бой, весьма решительный.