Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

— Так как? Брать?

— Здесь остался не только Сэц-Ариж, пусть все они придут… в Рассвет вместе.

Молчат, значит, согласны. Кагеты уже на стене, смотрят вниз, на улицу, призывно машут, дескать, путь свободен. Стражники и южане поднимают раненых, а на камнях двора белеет растоптанный кем-то цветок. Лилия. Опаленная, она все еще пахнет. Поднять, положить Жильберу на грудь; вот теперь в самом деле все, остается с грехом пополам перебраться через ограду на улицу. В жизнь. Прекрасную. Скверную. Страшную. Эта ночь не тебя уносит, не твою траву вечность косит, все оплачено, все допето, в омут памяти канет лето… Как же, канет оно! На другой стороне тоже горит; похоже, начался большой пожар, и в его огне сгорает даже одержимость. Во всяком случае, полуразрушенную баррикаду никто не атакует. И не защищает. Нет, кто-то бродит среди перевернутых телег и опрокинутых столов. Переворачивает покойников, смотрит, идет дальше.

— Монсеньор! Вы живы! — Только по голосу и можно в этом черномазом оборванце узнать Дювье. — Надо уходить, все уже за воротами. Мы тоже… отбились.

400 год К. С. 8-й день Летних Молний

Завизжало. Пронзительно и над самым ухом. Марсель, пребывающий средь цветущих вишен в обществе птице-рыбо-девы, только что отстегнувшей накладные, как выяснилось, излишества, попробовал отрешиться. Увы, визг не прекращался, а к аромату цветущих садов примешалось нечто прямо противоположное. Напоминающая Франческу дева, все еще оставаясь таковой, канула в никуда, и Валме открыл глаза там же, где и закрывал. В славной придорожной гостинице родимого графства. Рядом визжала очередная Лиза и что-то клубилось. Марсель потряс головой, вгляделся, внюхался и опознал Валтазара.

На визгунью Валме цыкнул, та не поняла, пришлось отвесить легонькую затрещину.

— Прекрати. Он не кусается.

— А-ып!..

— Говорю же, не кусается, — заверил Марсель, усаживаясь на кровати. — Тут что-то одно, или зубы, или аромат… Святой отец, вы несколько неожиданно. Что-то срочное?

Валтазар даже не закивал, забил полупрозрачной башкой. Он выглядел встрепанным и несчастным, а Валме искал явно не от хорошей жизни и ведь нашел! Виконт глянул на разбросанную по комнате свою и не очень одежду и распорядился:

— Сударь, расточитесь-ка на пару минут. Мне нужно расстаться с дамой.

Валтазар понимающе блеснул призрачной тонзурой и растаял вместе с запахом; в окно немедленно задышало позднее яблочное лето, напоминая, что в этой жизни случается и хорошее. Лиза легонько шмыгнула носиком, но с места не двинулась. Иногда сделать проще, чем объяснить, и виконт, выпутавшись из простынь, самолично собрал пестрые женские тряпочки.

— Одевайся. Потом сваришь шадди, и спать!

— А… Он-но…

— Это монах, — объяснил Валме, — эсператистский. Давно покойный и очень-очень добродетельный. Взывает к совести распутников, вынуждая их жениться на совращенных девицах, так что кыш!

Повторять не пришлось — дурочка натянула рубашку и, подхватив остальное в охапку, шмыгнула за дверь. Марсель зажег свечу и вдумчиво натянул штаны. Валтазар уже был тут как тут — воздевал руки к потолку, а полупрозрачный лик являл нешуточные муки.

— Что, — посочувствовал виконт, — плохо дело?

Кивок, и какой выразительный! Не иначе, у бедняги отбирают вазы. Изысканный барон, не в силах бесплатно терпеть в своем доме подобную жуть, предпринял какие-то меры, но договор есть договор. Придется посылать нарочного, заодно он может и собаку привезти.

— Коко… Хозяин дома утопил ваше счастье в Данаре? Мотание. Значит, не Коко.

— Потоп? Пожар? Совесть?

Воздевание рук, искривленный, страдальческий рот. Мученик, как есть мученик!

— Сейчас… — Карточек с буквами под рукой, само собой, нет, придется что-то изобретать из подручных средств. — Я понимаю, вы находитесь в состоянии глубокого «душевного», сели так можно сказать о призраке, волнения, но уж потерпите. Ага, вот оно!

Книга Ожидания, гордость трактирщика, торжественно внесенная в комнату наследника графа Бертрама, лишилась трех десятков страниц. Вытащив походную чернильницу, Валме пальцем, не заботясь о каллиграфии, торопливо выводил поверх святого текста буквы. Выходило кривовато, но понятно. Валтазар маялся рядом, прямо-таки исходя беспокойством и нетерпением, что немало усиливало присущий призраку аромат. В дверь заскреблась Лиза — она таки сварила шадди; Марсель едва не потрепал малышку по тугой щечке, но вовремя вспомнил, что пальцы в чернилах, и ограничился поцелуем.

— Он… уйдет?

— Рано или поздно.

— А я?.. Мне ждать?

— Не стоит… Беги спать.

Быстрый кивок, легкий топоток по лестнице. Славная девчушка, может, даже и не Лиза…

— Не судите строго это дитя. — Валме с удовольствием отхлебнул из чашки. — Если б не она, я бы вас просто проспал. Итак?

Призрачный палец немедленно ткнул первую букву. Потом следующую.

— М.О.И.В.А.З.Ы.В.Б.Е.Д.Е… — Начало было ожидаемым, а он спросонья всполошился, вот и наказал сам себя. Чернила не кровь и не соус, пока еще ототрешь…

— П.Р.О.М.Е.Д.Л.Е.Н. И.Е.С.М. Е.Р.Т.И. П.О. Д.О. Б.Н.О.

— Понимаю ваши опасения. — А вот с сахаром «Нелиза» перестаралась. — Но что именно произошло?

— П. О.Д. Л.Ы. Е.Е. Р.Е. Т. И. К.И. В.С. Ё.Ж. Г. У.Т.

Ночь, как известно, темней всего перед рассветом. Левий не преминул бы обыграть сию очевидность, сведя беседу к возрождению в Талиге правильного эсператизма, но где носило кардинала, знал разве что святой Адриан, а Пьетро ограничивался краткими советами — надо отдать ему справедливость, толковыми. Без взятого по настоянию… ладно, пусть будет агнца, плаща Арлетта окоченела бы от навалившегося за городом холода.

Выбравшись на пустой тракт, три человека и две лошадки будто провалились в стылое нигде. Кони бежали, колеса вертелись, по сторонам вставали и пропадали то высокие, то приземистые тени, из низин выползали белесые туманные языки, их сменяли резные стены рощ и перелесков, над которыми цвели созвездия. Что это всего-навсего дорога, графине не верилось, особенно когда исчезло глядящее в спину зарево. Женщина полуспала-полубредила, кутаясь в плащ и пытаясь унять достойный лихорадки озноб.