Игорь Федорцов - Крыса в чужом подвале. Часть 2

Вейн помедлил с вопросом. Прямым. Не собирается ли его старый друг довести до конца дело своей родни. Сместить династию с трона. Когда он уже решился спросить, понял, делать этого не стоит. Глориоз подтвердит его подозрения, а подтвердив, непременно захочет втянуть в грядущий мятеж. Нужные знакомства, нужные люди. Вейн помнил чем все обернулось восемнадцать лет назад. Бойней в Кузах и плахами. Возможно, не будь он связан с обязательствами опеки над молодым Маггоном он и принял предложение глориоза. Но ставить судьбу юноши в зависимость от успеха или поражения в мятеже не станет.

− Возможно, я совершил ошибку, позволив Мэдоку уйти, − медленно, будто раздумывая над каждым словом, произнес Бекри. − Его надо было либо оставить, либо убить.

«Или не следовало отказываться от парня восемнадцать лет назад,» − подумал Вейн.

Купец не обманул, в Миран прибыли к полудню. С трех сторон деревню окружал непролазный хвойный лес, а с четвертой подпирал речной берег. За рекой виднелись заливные луга, а дальше теснились крохотные пашни, отвоеванные у леса. В основном Миран жил с пушного промысла, сбывая мягкое золото. Белку, зайца, лисицу, волка, медведя, редкость − длинношерстого бобра, рысь, куницу и прочего зверья, чьи шкуры гожи к продаже. Отдельно били лосей, отправляя мясо к столу обители Херитов*. Авва [50] Авва — настоятель мужского монастыря. Лайш был охоч да бульона из сохатинной губы, а обувь предпочитал носить из лосинной, выделанной особым способом, кожи. Добывали и косуль, доходя до отрогов Желтых и Игольчатых гор. Особо гонялись за маралом. У изловленного или подраненного, но живого красавца вырубали рога, выварили их, взвар выпаривали, а полученный порошок продавали в саму столицу! Редко какой любитель чужих женок обходился без маральего порошка. Сила мужская увеличивалась в разы. Даже дряблые старики, чьих силенок осталось шептунов пускать, отведав малую капелюшечку снадобья, заглядывались на молодок и плодили бастардов, гневя законных наследников и попов. Отдельной статьей в доходе − мед. Бортничество дело хлопотное, это не пасеку держать. Зато медок какой духмяный! Во всем крае первое лакомство. Праздничный стол не стол, коли на десерт не подадут блюдце с нарезанными сотами. При таком богатстве жить бы деревне в достатке и сытости, так нет, приписана она Иссе ро Фису, а тот и рад стараться три шкуры драть. Сам на лебяжьих перинах спит, с золота есть, в золото по нужде ходит, а мужички его в драных портах в праздник в церковь ходят. Срамно смотреть! А куда деваться? На новые денег не нажили. Два раза за вилы брались, справедливости требовали. Одни раз капитан прибыл, бунт всеобщей поркой закончился. В другой раз сам спафарий пожаловал. Без крови не обошлось. Всех умыл. О тех неспокойных временах память в Миране горькая — полтора десятка сожженных подворий. Не стал спафарий правых и виноватых искать. Железом да кнутом разогнал строптивых по домам и сжег. Стариков, взрослых и детей малых.

Остановился Пран на единственном постоялом дворе без вывески и прозвания. А зачем оно, прозвание, если он единственный в деревне и на десять тысяч шагов в округе. Содержал двор Дарно, неопрятный и ворчливый мужик. Помогали ему жена и сын с невесткой. Сын, когда не пьет, человек человеком. Работящий, приветливый, а как клюкнет пива или бражки, хуже свиньи и видом и поведением. Невестка — помощница! Без нее, как без рук. Да и когда пригреетприголубит свекрушку. Сродственники ведь.

Кэртис, Лигом и Стур обедали, дружно черпая ложками густое наваристое хлёбово. Мяса кухарка не пожалела, крупу вовремя вбросила, та юшку мясную впитала, в маслице коровьем вытомилась. Объедение, а не харч!

Костас сидел в стороне. Он попросил оленьих ребер, тщательно обгладывал кости, сгрызал хрящи. Лук, которого едва ли не больше мяса, поддевал прямо куском хлеба. Жир обильно тек по пальцам, сползал за рукава, капал на стол.

Еду керны запивали медовым пивом. Вкуса оно конечно благостного, а вот крепости мало. По второй испили, а весь толк − животы вздулись. Хоть ложки бросай. Но стражное ремесло такое, сегодня сыт, а завтра пуп к хребту подвело. Потому и терпели.

Закончив с едой, Костас отправился во двор. Ополоснуть руки. Поплескался в бочке с дождевой водой, умыл лицо, макнул голову, стряхнул влагу с отросших волос, обтер руки о штаны.

− Ночевать останетесь или дальше отбудете? — несмело спросили у него.

Костас обернулся на голос. Бабенка. Не старая. Скорее замученная работой. Лицо осунувшееся. Черные прядки под платок прибраны. Выглядит не нарядно, но немытым телом и потом не пахнет.

− Останемся, − ответил Костас.

Женщина отвела взгляд. Натруженные руки не знала куда деть. То узелок платка поправит, то пуговицу на кофте тронет.

− Тесно тут и грязно. У меня комната лишняя имеется, − проговорила с боязнью. — Дом мой напротив. Через дорогу.

Она так и не осмелилась открыто посмотреть на Костаса.

− Райна меня зовут.

На крыльцо выполз Пран. Выставил брюхо на солнце, пальцы засунул за ремень. Кошель с пояса свисает ниже мотни.

− Опять ты тут путаешься! — прикрикнул он на Райну. — Погоди, Дарно прознает, получишь мяла.

Райна сникла и собралась уходить.

− Так что? — с надеждой спросила она.

− Иди-иди! Не приставай к человеку! — возмущался Пран и предупредил Костаса. — Под каждого приезжего мужика ложится. Мандавошек небось, что мурашей в муравейнике!?

Райна робко ответила. Не для Прана, для Костаса.

− Чистая я.

− Чистая!! Как же! Иди пока собак не спустил.

Женщина понуро побрела прочь. Худые лопатки остро выпирали под поношенной кофтой. Костасу показалась, Райна всхлипывает.

− Постой-ка! — окликнул её Костас и быстро нагнал.

Райна испугано оглянулась, подняла руки к груди, успеть защититься, если ударит.

Костас сунул руку в кошель, выудил тройку монет. Два триенса и семисс.

− На. Держи.

Райна замерла, не зная, что делать. Костас взял её руку. Сжатые в кулачок пальцы не хотели разжиматься. Он разжал и положил монеты.

− Ждать когда? — сбивчиво спросила она, поднимая виноватый взгляд. — Лепешек напеку. К варенью или к грибам.

− Как надумаю.

Женщина в волнении судорожно сглотнула.

− Ты это…. С апелатами он, − едва слышно предупредила она.

Провожая Райну взглядом, Пран ворчал на Костаса

− Денег должно быть много. Раздаешь всякой швали. Через нее знаешь, сколько ебарей прошло? Я купец и то счета такого не знаю. И врет, что чистая.

Костас прошелся по подворью. Осмотреться. В конюшне наемный пенит усиленно чистил пол насвистывая что синица. А чего? На сытое брюхо и работа не в тяжесть. Под навесом шорник чинил упряжь. Этого Пран позвал. Дальше хлев под низкой соломенной крышей. Весело чавкали из корыта упитанные хрюшки, квохтали их соседи куры. За хлевом разбит небольшой огородик. Капустка, морковка, лучок, чесночок.