Виталий Гладкий - Посох царя Московии

Однако, судя по некоторым фразам, нечаянно (или как бы нечаянно) оброненным сэром Сесилом в разговорах с Уолсингемом, королева Елизавета не хотела связывать себя союзническими обязательствами, хотя и не прочь была подсобить Московии в некоторых вопросах военного характера. (Например, поставить огнестрельное оружие.) Это значило, что миссия Совина должна закончиться полным фиаско.

Выходит, что единственное поручение, с которым может справиться посланник московитов, — это доставка лейб-медика для своего царя. Уолсингем уже знал, что в Москве Андрею Совину была дана «Опасная грамота» [27] Опасная грамота — охранная грамота. на доктора (поскольку послы не имели права проявлять инициативу в подобных вопросах или нарушать пункты, указанные в «Наказной памяти» [28] Наказная память — инструкция для посольства. ). Значит, Совин будет землю копытами рыть, а постарается исполнить хотя бы один наказ Иоанна Васильевича. Он не остановится ни перед какими расходами, лишь бы заполучить Бомелиуса.

— Что ж, — сказал Уолсингем, — теперь все понятно… — Он немного помедлил, остро вглядываясь в Бомелиуса (от этого всепроникающего взгляда душа лекаря снова ушла в пятки), а затем довольно сухо продолжил: — Благодарите сэра Сесила за его доброту и заботу. Ваше дело разрешилось наилучшим для вас образом… — Решение пришло спонтанно, и помощник начальника тайной службы начал свою игру. — Вас выпустят из Тауэра, штраф, наложенный Коллегией за нарушение закона о лицензии, будет оплачен… м-м… скажем так, вашими доброжелателями. — «Например, московитом Андреем Совиным…» — подумал не без самодовольства Бомелиус; он оживился, а в его тусклых, будто присыпанных серым пеплом темных глазах блеснул живой огонек. — Но! Вам запрещено практиковать в Англии. Если нарушите запрет, то в случае повторного ареста в Лондоне или где-либо еще на территории королевства вы будете оштрафованы на 100 фунтов стерлингов и вас будет ждать если и не плаха, то очень длительное тюремное заключение.

— Сэр! — в отчаянии воскликнул Бомелиус. — Но как же мне жить дальше?! Ведь практически меня лишают средств к существованию!

— Это ваши проблемы. А вообще-то… — Уолсингем надел на себя маску сочувствия. — Сэр Сесил советует вам покинуть пределы Англии и как можно скорее. Уезжайте подальше. Пройдет время, все забудется… а там видно будет.

— Но, чтобы уехать, нужны деньги! А в моих карманах нет ни единого пенни [29] Пенни — британская разменная монета; во времена королевы Елизаветы I монета весила около 0,58 г серебра. Долгое время П. оставался единственной монетой Англии. К XIV в. в Англии была создана стройная монетная система: 1 фунт стерлингов = 20 шиллингов = 60 гроутов (120 полгроутов) = 240 пенсов (480 полпенни) = 960 фартингов. !

— Это уже другой разговор. Садитесь за стол. Вы голодны, вам нужно подкрепиться. А потом мы побеседуем более обстоятельно…

Бомелиус робкими шажками приблизился к столу и сел. Уолсингем налил ему вина в простой, но вместительный оловянный кубок, и вскоре бедный лекарь уплетал за обе щеки удивительно вкусные (как ему показалось) яства, приготовленные тюремным поваром. Время от времени его взгляд невольно обращался на неподвижную, подсвеченную пылающими угольями фигуру палача, по-прежнему неподвижно торчавшего возле горна, и тогда по спине Бомелиуса в очередной раз начинали ползать мурашки.

Но два кубка отменного кларета [30] Кларет — легкое сухое красное вино; в Англии так называют красное вино Бордо. , искусно запеченная на вертеле баранья нога, пирог с дичью, а главное, белоснежная скатерть, казалось бы, совсем неуместная в этом мрачном пыточном застенке, постепенно настроили узника на новую волну. Он расслабился и почувствовал, что к нему начало возвращаться человеческое достоинство, от которого в тюрьме с ее жестокими нравами обычно остаются лишь одни воспоминания.

Уолсингем тоже отдал дань угощению, предоставленному по милостивому распоряжению коменданта Тауэра. Он не успел позавтракать, поэтому ел почти так же жадно, как и лекарь. Однако помощник начальника тайной королевской службы работал не только зубами. В эти минуты в его голове разрозненные разноцветные стекляшки сложной интриги, которую он затевал против Московии, постепенно становились на свои места, превращаясь в законченное мозаичное панно коварного заговора.

Глеб Тихомиров сидел в библиотеке с видом мученика. За большими высокими окнами ярко светило весеннее солнце, зеленела на деревьях молодая листва и щебетали птички, а ему приходилось перелистывать пыльные фолианты и копаться в старинных рукописях, где сам черт ногу сломит.

«Сейчас бы в самый раз готовиться к выходу в „поле“… — думал он с тоской. — Но, похоже, это лето мне придется убить в подвалах книгохранилища. А все батя… Моему Николаю Даниловичу, видите ли, мало, что его сын всего лишь кандидат наук от археологии! Так теперь подавай ему на блюдечке с голубой каемкой еще и докторскую диссертацию. Бред! На кой ляд она мне нужна?! Ну не буду я лекции читать в институте на кафедре, не хочу и не буду! Но попробуй с ним поспорить… Зануда!»

По жизни Глеб был «черным» археологом и кладоискателем. Притом очень удачливым. Редко когда он возвращался из поиска (или «поля» по терминологии подпольных археологов) без ценных находок. Этому всегда предшествовала кропотливая работа в архивах, которой Глеб обычно занимался зимой. У него уже было солидное имя в узком кругу специалистов по древностям; мало того, Глеба нередко привлекали в качестве эксперта-консультанта и оценщика предметов старины, и он был вполне доволен своим местом в научной иерархии и своими заработками.

Так нет же, Николаю Даниловичу, видному эксперту и специалисту по древней истории, захотелось подготовить себе смену. И он заставил сына корпеть над книгой, без которой защита докторской диссертации была невозможна.

«Пойти в кабак и напиться, что ли? — Глеб нервно облизал сухие губы. — А что, неплохая мысль. Имею я на это право? Несомненно! Я ведь должен расслабляться хоть иногда. Иначе крыша поедет от всего этого… — Он с отвращением отодвинул от себя толстый фолиант. — Царь-батюшка Иоанн Васильевич натворил черт те что, а мне разбирайся! Дебри, право слово…»

Тему научного труда ему подкинул отец. Глеб поначалу сопротивлялся, — мол, эпоха Ивана Грозного не его конек, — да разве Николая Даниловича можно переубедить?

«Пацан… — ворчал он, укладывая чемодан; Тихомиров-старший собирался в очередной заграничный вояж. — Я дал тебе наводку на золотые россыпи, а ты кирпу гнешь. Тема еще никем не раскрыта. По крайней мере в официальном плане. У тебя есть шанс стать первопроходцем. Выйдет твой реферат — считай, что ты на коне. Защита пройдет на „ура“. В общем, не перебирай харчами, трудись. Приеду — проверю».