Виталий Гладкий - Посох царя Московии

— Ну… так, в общем… проходили в институте.

— Понятно. Пробежались галопом по Европам. Найди-ка мне сей опус. Второй шкаф слева от окна, нижняя полка. Книга называется «Сказание современников о Димитрии Самозванце».

Глеб сходил в библиотеку, которая находилась в кабинете отца, и принес оттуда старинную книгу в коричневом переплете. Отец полистал ее, нашел нужную страницу и зачитал:

— «…Вещи, данные нам в Москве залогом за стенную службу, мы сохранили в целости. Наскучив с ними возиться и желая лучше иметь наличные деньги, мы продавали их королю, но он не хотел покупать. Продавали императору христианскому, герцогам Бранденбургским, империи Немецкой, Гданьску, везде; думали найти покупателей — и все напрасно. Наконец стали торговаться на них паны комиссары; они давали 100 000, а 80 000 просили уступить. Мы согласились бы и на эту цену, если бы могли получить наличные деньги; но как нам хотели заплатить фантами, за которыми надобно было еще послать в Люблин, то мы и не решились, опасаясь обмана, ибо с уплатою денег рушилась бы конфедерация и войску оставалось разойтись.

Между тем не все имели право на получение части из залога; следовательно, нас, слабых, только покропили бы уссопом, а вещи взяли бы даром. И так мы решились разделить их между собою: разломали две короны Феодорову и Димитриеву, седло гусарское, оправленное золотом, с драгоценными каменьями, и три единорога. Посох остался цел; его отдали вместе с яхонтом из короны величиною в два пальца Гонсевскому и Дунковскому за стенную службу в 28 000 злотых. Яхонт оценили у нас в 4000 злотых, а в Москве мы получили его за 10 000 рублей, ибо там яхонты дороже самых алмазов. Посох же единороговый оценили в 24 000 злотых.

В дележе мы все участвовали, и если не все, то по крайней мере что-нибудь получили; иным пришлось взять едва ли не десятую часть того, что следовало. Мне досталось: три алмаза острых, четыре рубина, золота на 100 злотых, единорога два лота. Я получил так много по особенной милости; другим же платили только единорогом, оценивая лот в 300 злотых». — Николай Данилович отложил книгу и сказал: — Вот куда девались все аликорны и посох. Рога распилили, а что касается посоха, то и его судьба, думаю, была незавидна. Аликорн, скорее всего, продали, возможно, по частям, камушки выковыряли, а палку выбросили.

— Может, стоит предъявить полякам иск за ущерб, который они нанесли Российскому государству во время интервенции 1609 года? — мрачно пошутил Глеб.

— Следовало бы. К слову, у России почти все страны Западной Европы в должниках ходят. Хорошо они пограбили в свое время наше государство… Им у нас словно медом намазано. До сих пор слетаются со всех сторон и на наши кладовые клювами щелкают. Ну да ладно, не про них речь.

— Значит, ты считаешь, что поиски посоха с аликорном — артель напрасный труд?

— Скорее всего, так оно и есть… — Тут Николай Данилович выдержал эффектную паузу и продолжил: — За исключением того посоха, который купили у немецкого купца Крамера за 30 тысяч целковых и который был у Иоанна Васильевича до 1579 года.

— Отец, ты меня интригуешь…

— Вовсе нет. Просто ты должен об этом знать. Правда, перед народом Грозный с этим посохом появлялся редко, предпочитая индийский, из черного дерева. Он был тяжел, хорошо сбалансирован, с острым металлическим концом. Отличное оружие, если уметь с ним управляться. А царь в детстве и отрочестве весьма прилежно постигал воинские науки. С его ростом и силушкой он мог одолеть врукопашную любого удальца. Это потом, к старости, Иоанн Васильевич стал больным и немощным. В последние шесть лет жизни у него развились солевые отложения на позвоночнике, причем до такой степени, что временами, в период обострения болезни, он не мог ходить и его носили на носилках. Вынужденная неподвижность, соединившись с нервными потрясениями, привела к тому, что в свои пятьдесят с небольшим царь выглядел уже дряхлым стариком.

— Это мне известно… — Глеб заерзал от нетерпения. — Так что там с посохом?

— Во-первых, я думаю, что аликорн именно этого посоха являлся настоящим, а не подделкой…

— Но он не предохранил Грозного от яда!

— Процедура царских пиров тебе хорошо известна. Прежде чем подать что-нибудь Иоанну Васильевичу на стол, еду пробовали несколько раз — и на поварне, и на специальном сервировочном столе, и уже в присутствии самого государя. Это издавна заведенный ритуал. Так что отравить царя пищей и питьем было сложно, если не сказать невозможно. И потом, представь себе картину: царь макает посох в суп или вино, чтобы определить, есть там яд или нет. Да над ним смеялась бы вся Москва! Трус на царском троне — это нечто. Кто бы его потом уважал и боялся? Посох с аликорном — это в большей мере символ царской власти, нежели анализатор ядов.

— Значит, ты все-таки не отвергаешь с порога, что единорог мог быть в природе?

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» Я не могу сказать с полной уверенностью ни «да», ни «нет». Кстати, тебе ведь демонстрировали, на что способен кусочек аликорна. Ты сам сказал, что был впечатлен.

— Я уверен, что это ловкий фокус!

— Зачем? Ну разве для того, чтобы обратить на себя внимание, а затем завлечь тебя в сети Гименея. Но когда девушке стало ясно, что ты из породы неподдающихся, она решила не тратить на тебя попусту ни силы, ни время.

— Ты опять за свое?!

— Извини, это к слову. А теперь слушай главное. Тебе что-нибудь говорить имя Иван Рыков?

— Где-то что-то слышал… или читал. Опять скажешь, что я неуч?

— Нет, не скажу. Оккультные науки не входили в перечень институтских дисциплин. Впервые это имя было обнаружено в рукописи, содержащей гадательную книгу «Рафли», подвергавшуюся в конце XVI века наиболее суровым запретам. Гадание носит математический характер, оно находится в теснейшей связи с основными понятиями астрологии. Иван Рыков не был изобретателем данного гадания. Он лишь составил очередную редакцию текста, имевшего сложное происхождение (в основе текста — перевод на славянский язык с арабского). Есть предположение, что Иван Рыков мог быть составителем не только наиболее запретной гадательной книги, но и крупнейшего календарно-астрономического трактата, написанного к тому же по заказу библиотекаря самого Иоанна Васильевича, некоего Кир-Софрония. Кроме того, обнаружены еще два календарноастрономических текста, но уже не анонимные, а содержащие имя Ивана Рыкова, а также (в одном случае) точную дату создания текста — 1579 год.

— И какое отношение имеет сей ученый муж к посоху Ивана Грозного?

— Ты сначала дослушай, а потом задавай вопросы! — сердито сказал Николай Данилович.

— Виноват, исправлюсь. — Глеб изобразил покаянный вид.