Мари Сойер - Дело ведьмы

— Прекратите немедленно! — гневно прохрипел мужчина, затаскивая Ванду в комнату и захлопывая дверь. — Что вы себе позволяете?!

— Вы что ведьму никогда не видели?! — захохотала девушка, наматывая на палец огненно-рыжую прядь.

— Вы за это ответите, — пообещал хозяин, напоследок так хлопнув дверью, что вновь раздался недовольный женский возглас.

Она долго ещё хохотала, пока, наконец, тяжёлый, полный кошмаров сон не сморил её. Проснулась девушка далеко за полночь и, решив чего-нибудь поесть, спустилась в кухню. Проходя мимо комнаты хозяев, она услышала неслышный шёпот, которым трактирщик разговаривал со своей женой, занимавшей практически всё пространство их узенькой комнатки.

— Нет, ты видела это?

— Что ты взъелся на неё? Она же не ходила в таком виде по нашей таверне, а в своих комнатах постояльцы имеют право делать всё, что им заблагорассудится, если это, конечно, не нарушает законов.

— Но ты же слышала её фразы про ведовство! Она сама называет себя ведьмой. Ты можешь понять, что если святая инквизиция узнает, нам всем не поздоровится!

— Прекрати преувеличивать! Ты со своими вечными страхами постоянно всего опасаешься! Можно подумать, что она летает по своей комнате на метле и устраивает там шабаши!

— Будет! Всё ещё впереди! Вот увидишь, если мы не пресечем этого, то к тому времени, когда она захочет наконец съехать, у нас тут черти будут пить эль!

Его жена ничего не ответила, лишь посмотрела на своего мужа с нескрываемым презрением и вышла из комнаты на улицу через чёрный ход. Она вернулась несколько минут спустя и, подойдя к мужу, чуть слышно прошипела:

— Знаешь, если бы я была ведьмой, я бы давно превратила тебя в осла!

Трактирщик вновь зашёлся противным старческим кашлем. Ванда, ругая себя за свою чрезмерную болтливость, неслышно поднялась в свою комнату и скользнула под одеяло, надеясь как-нибудь исправить свою оплошность и не попасть в беду.

Лорд Алекс Тривейн вернулся со своей затянувшейся прогулки лишь сутки спустя. Всегда молчаливый и мрачный, сейчас он был чернее тучи, и даже его любимая собака Сорбонна не решилась подойти к нему.

С того момента, как исчезла ведьма, прошла неделя, но с каждым днем мрачная отрешённость лорда всё усиливалась. День за днём поутру он выезжал верхом и возвращался далеко за полночь, продолжая обыскивать окрестности фут за футом. Он проезжал по близлежащим деревенькам, расспрашивая про Ванду, и каждый раз слышал абсолютно противоречащие друг другу ответы на вопрос, в каком направлении она ускакала. Красивые золотые глаза лорда потускнели, потеряв свой завораживающий демонический блеск.

Солнечные лучи всё реже проникали за тяжёлые черные гардины замка.

Ванда остановилась посреди поля. Было полнолуние. Она вскинула глаза к небу, созерцая мертвенно-бледную луну. Глубокая тоска заполнила всю её душу. Настал тот момент, когда она должна была расстаться с последним существом, к которому была привязана. В эту ночь девушка должна была отпустить Блейка. Теперь, когда способности её развились до такой степени, что она могла уже передвигаться не только верхом, столь горячо любимый ею конь стал тяжёлой обузой для молодой ведьмы.

— Скачи же! — выкрикнула она и, глотая слезы, бросила на землю сбрую, принадлежащую коню. Животное стояло, ничего не понимая, и недоумённо смотрело на хозяйку. Ванда, уже не пытаясь скрыть слез, хлыстнула жеребца по бокам, чтобы скорее завершить столь мучительное для неё прощание. Обиженно всхрапнув, конь прорысил по ночному полю, скрываясь во тьме.

Девушка опустилась наземь и разрыдалась в голос. Вот теперь она была готова к тому, чтобы назвать себя ведьмой в полном смысле этого слова. Ведь она отличалась от других людей, а непохожие во все времена обречены на непонимание, неприязнь и одиночество. Быть другим — значит быть всегда одному. Несколько минут она билась в истерике, а успокоившись, неторопливо встала и скинула с себя одежду, шепча заклинание:

«Sonuf vaoresaji, gohu IAD Balata, elanusaha caelazod: sobrazod-ol Roray I at nazodapesad, Giraa ta maelpereji, das hoel-qo qaa notahoa zodimezod, od comemahe ta nobeloha zodien; soba tahil ginonupe pereje aladi, das vaurebes obolehe giresam. Casarem ohorela caba Pire: das zodonure nusagi cab: erem Iadanahe. Pilahe farezodem zodenurezoda Adana gono Iadapiel das home-tohe: soba ipame Lu ipamis: das sobolo vepe zodomeda poamal, od bogira aai ta piape Piamoel od Vaoan! Zodacare, eca, od zodameranu! Odo cicale Qaa; zodoreje, lape zodiredo Noco Mada, Hoathahe I A I D A!».

Несколько секунд спустя она, болезненно вскрикнув, упала на землю, а через мгновение средних размеров чёрная кошка торопливо побежала по направлению к таверне, в которой остановилась Ванда.

Теперь девушка проделывала это ежедневно, упражняясь и добиваясь совершенства. Раз за разом она острее оттачивала своё мастерство, ещё крепче сковывая своё сердце льдом бесчувствия. То, к чему стремилась ведьма, называлось очень просто — хладность. Каждый день она пропадала в лесу, собирая и высушивая коренья, а вечером вновь отправлялась в поле или другое уединённое место, где вдали от посторонних глаз и, по её мнению, в полном одиночестве упражнялась в искусстве приготовления зелий, в превращениях, левитации. Но ей лишь казалось, что она исчезает и возвращается незамеченной.

Уже давно за ней денно и нощно следили глаза человека, возжелавшего познать её тайну. Это был тот самый парень, сын того трактирщика, который владел таверной, где наша героиня жила уже несколько месяцев.

Каждый день Сэм говорил родителям, что ему надо в город, а сам незаметно отправлялся следом за Вандой, внимательно наблюдая за её действиями. А каждый вечер он, притворяясь спящим, дожидался, пока в таверне стихнут последние звуки, и очень аккуратно выбирался в окно своей комнаты и бегом добирался до той самой лесной поляны, на которую приходила девушка.

Она открыла глаза, лениво потягиваясь в уютной постели. За окном нежно розовел рассвет, и удивительное чувство лёгкости пронзало всё ее тело. Ванда по-кошачьи ловко прогнулась и встала босыми ногами на пол, заглянув в мутное зеркало, с готовностью отразившее её великолепный стан. Неспешно одевшись, наша героиня спустилась вниз как раз вовремя, чтобы успеть к свежеприготовленному завтраку.

— Вы уже встали? — заботливо поинтересовалась хозяйка таверны, встретив девушку на пороге. — А Сэм вот уже собирался нести вам завтрак.

— Ну что вы! В этом нет нужды. Вы же знаете, что я всегда поднимаюсь с первыми лучами солнца.

— Да, это, конечно, так, — задумчиво произнесла женщина, — но вот только меня поражает одна ваша особенность.