Мари Сойер - Дело ведьмы

— Я уже сказал вам, что не собираюсь отпевать двух этих умерших. У меня для этого есть довольно много причин: во-первых: они умерли, не причастившись, во-вторых, не получив отпущения грехов, в-третьих, они умерли не в моей пастве и в-четвёртых…

— …вам просто не хочется выходить из дома, а хочется остаться здесь и продолжать уничтожать запасы вина!!!

Священник, ничуть не смутившись, продолжил:

— В-четвёртых, из всего этого можно заключить, что Господь не примет души этих людей.

— В таком случае, будьте прокляты вы и ваш Господь, не принимающий души людей, искренне любивших его!

— Милая, если бы они действительно любили Господа, они бы не умерли, не причастившись и…

Но Ванда уже не слышала последних слов. Гневно хлопнув дверью, она быстрым шагом направилась к тому месту, где её ждала Марта.

— Ванда, что с тобой случилось?

— Со мной? Со мной всё в порядке, просто немного устала.

— Но твоё лицо и руки…

Девушка заглянула в лужу и увидела, что её лицо, шею и руки покрывают глубокие кровоточащие царапины.

— Марта, принеси молока, — еле слышно прошептала она и лишилась чувств.

Очнулась Ванда два часа спустя на заботливо положенном под голову одеяле. Оглядевшись вокруг, девушка увидела Марту, тихо, но уж очень горько плачущую.

— Что ещё случилось? Почему ты плачешь? — прошептала она плохо слушающимися губами.

— Ванда! Ты жива! — воскликнула Марта и заплакала ещё горше.

— А что? Какой я ещё должна быть? Или вы все уже объявили меня безвременно усопшей?

— Нет-нет! Что ты! Просто ты вернулась вся в крови, потом упала и пролежала так почти весь день, ну… и я подумала…

— Хватит! Я не священник, чтобы слушать твою отповедь!

Ванда поймала на себе недоумённый и обиженный взгляд девочки и, почувствовав резкий укол совести, смягчилась:

— Прости, просто так много пришлось пережить, вот я и не сдержалась, прости ещё раз. Поехали в деревню, нам ещё нужно многое, очень многое сделать…

— Что?

— Ну, похоронить твоих родителей, а потом ехать в город и попытаться помочь Фелиции.

— А как же похороны?! Неужели нам самим придётся сделать это?

— Конечно же, нет, если только ты не хочешь, чтобы кости твоих родителей так и лежали на земле, пока их не растащат голодные собаки.

— Но ведь этим должен заниматься священник.

— Священник отказался, настойчиво уверяя меня в том, что твои родители умерли якобы не по правилам.

— Что?

— Ничего. Просто ему не хочется отрываться от бутылки и покидать уютную постель, где его ожидает молоденькая любовница. Поехали, солнце садится, а завтра вечером я уже хочу быть в городе.

Марта и Ванда абсолютно молча сели в седло, и остаток дороги каждая из них провела в своих мыслях.

Обряд похорон прошёл быстро и без излишеств. Окончив свою миссию, они оседлали коня и крупной рысью поскакали по направлению к городу. Ночь настигла их в пути, и путницы, спрыгнув с лошади, начали выкладывать на мягкую луговую траву те остатки пищи, которые ещё можно было использовать по их прямому назначению. Доев последние крохи, Ванда подвела неутешительный итог: еды у них не осталось, но хуже этого было только то, что им нужна была ещё одна лошадь. Блейк слишком быстро выдыхался, везя двух наездниц и котёнка, постоянно шнырявшего туда-сюда и очень быстро превращавшегося в кота. Она рассказала обо всём этом девочке, и спутницы приуныли. У них не было ни денег, ни еды, ни лошади, ни даже решения, что делать дальше и как помочь знахарке, обвинённой в ведовстве. Когда они наконец-таки добрались до города, и без того острый вопрос «где взять деньги» встал здесь ребром.

После длительного пути и Ванда, и Марта еле держались в седле, но все же они нашли в себе силы доехать до участка шерифа, однако услышали они очень и очень немного. Фелиция находится под судом и обвиняется в ведовстве. На вопрос, чем ей можно помочь, им пришлось услышать довольно бесполезный ответ:

— Молитвами. Возможно, суд во главе с епископом смилостивятся, но для этого она должна признать себя ведьмой, а всё своё имущество отдать церкви, — прогнусавил шериф.

Ванда, прекрасно понимая, что Фелиция никогда не согласится признать себя ведьмой, а всё имущество, которое у неё было, сгорело в пожаре, устроенным самими представителями власти, что ничем, кроме молитв, тёте не помочь, начала прощаться с шерифом, предусмотрительно умолчав о родстве с обвиняемой. На улице она встретила Марту, и они вместе отправились на поиск ночлега. Но увы! Эту, как и многие предыдущие ночи, они провели на улице, но не на мягкой луговой траве и не в тёплом стогу сена, а на каменных и холодных плитах городской площади. Ванда обняла тихо плачущую Марту и в сердцах воскликнула:

— Ну за каким чёртом быть ведьмой, если приходится ночевать на улице, не имея даже крошки хлеба, что бы поужинать!

Не успел этот крик души эхом стихнуть в длинных улицах города, как откуда-то из-под седла выпал чёрный кожаный мешочек, быстро подхваченный Мартой.

— Двадцать серебряных! — воскликнула девочка, открыв и заглянув внутрь. — Почему? Почему ты молчала об этом?! Мы мёрзли на улице, голодали, а сейчас сидим на городской площади, подобно нищим, а ты пожалела одну серебряную монету, на которую мы могли бы жить как королевы!

— Марта, послушай, я, правда, даже не подозревала о существовании этих денег, я клянусь тебе!

— Ты — лгунья! Сегодня утром мы вместе чистили и седлали Блейка, кормили Найта, и никаких денег ни в сумке с едой, ни в седле, ни под седлом, ни где-либо ещё не было! А знаешь, что это значит? А это значит, что эти проклятые деньги ты прятала у себя! Вот только я не понимаю, когда же ты успела их перепрятать?! — прокричала Марта и осеклась. — Подожди, если мы всё время были вместе, значит, ты никак не могла перепрятать деньги, я бы сразу это увидела, значит, этого мешочка там действительно не было… Боже! Ванда, да ты и в самом деле ведьма!

Ванда стояла и пораженно молчала, недоумевая, как десятилетняя девочка объясняет ей, словно неразумному дитю или упрямому старику, что это сейчас произошло не без её участия, а если сказать прямо, без её участия этого бы не произошло вовсе.

— Марта! Марточка! Знаешь, что это значит? А это значит, что моя тётя сможет спастись! Понимаешь, мы спасём Фелицию, понимаешь?

Ванда схватила Марту за руку и потащила её и Блейка к ближайшей, а возможно, и единственной существующей в этом городе гостинице.

Фелиция огляделась по сторонам камеры, куда её бросили. Одного содержания в этом помещении было достаточно для того, чтобы вконец потрясти и измучить попавшую туда невинную женщину и заставить признаться во всех преступлениях, в которых её обвиняли.