Мари Сойер - Дело ведьмы

— Да! Признаю! Я всё признаю! Будьте вы прокляты!

Инквизитор кивнул, давая палачу знак, что пытка окончена и теперь можно приступать к чтению приговора и оглашению вины.

— Итак, Фелиция Харт, ты признаёшься виновной в ведовстве, сношениях с дьяволом и в пособничестве ему, а также в порче урожая, истреблении скота, человеческих жертвоприношениях, отступничестве от Великой Католической Церкви и ереси. Суд признал тебя ведьмой, и завтра на рассвете ты будешь сожжена заживо на главной площади города.

Утром их разбудили зычные голоса глашатаев, призывавших всех на площадь поглазеть на сожжение ведьмы. Ванда, за время пути соскучившаяся по мягкой и уютной постели, хотела ещё поспать и не придала никакого значения крику, доносившемуся с улицы. Марта же вскочила и с молниеносной скоростью принялась расталкивать Ванду, повторяя:

— Вставай! Слышишь? Вставай! Ванда! Твою тётю сейчас сожгут на городской площади, а ты так и будешь продолжать нежиться в мягкой постельке! Вставай! Вставай, я тебе говорю! Ну, проснись же!

Девушка, с трудом разомкнув свинцовые веки, медленно и очень неохотно встала с кровати.

— Марта, успокойся, тебе просто приснился кошмар, а ты принимаешь его за действительность, такое бывает, я сама иногда путаю сон с явью…

— Ты что, не только оглохла, но ещё и ослепла впридачу?! Посмотри, толпы людей стекаются на городскую площадь и несут с собой кучи хвороста! Фелицию собираются сжечь на костре, ты хотя бы это понимаешь?

Ванда вскочила и, наскоро одевшись, побежала на городскую площадь. Марта опрометью кинулась за ней. На главной и единственной площади города было столько народу, что если бы какой-нибудь особо беспечной птичке захотелось справить нужду, она непременно попала бы на чью-то макушку, шляпу или чепец какой-нибудь достопочтенной матроны. Ванда, расталкивая всех локтями, подобралась вплотную к эшафоту. Запыхавшись, она остановилась у довольно тучной бабы и поинтересовалась:

— Вы случайно не знаете, что здесь происходит?

— Как? Ты разве сама не знаешь? — абсолютно искренне поинтересовалась бабища.

— Неужели вы, в самом деле, думаете, что я стала бы интересоваться об этом у вас, если бы знала ответ!

— Да ты не серчай! Сегодня ведь весь город об этом и говорит: ведьму поймали недалеко от города, осудили, а сейчас сожгут, наверное, вот и всё.

— А кто она, вы о ней что-нибудь знаете?

— Да, собственно, ничего такого, чего не знал бы каждый горожанин. Она была знахаркой в какой-то деревне, а поймали её спустя сутки после того, как она и ещё несколько крестьян разграбили фургончик шерифа, приехавшего за налогами. Деревню выжгли, а ее, обвинив в ведовстве, босиком приволокли в город.

Ванда стояла, чувствуя, что её начинает бить крупная дрожь.

— А имя? Вы знаете её имя?

— Имени? Нет, имени я не знаю. Да и какая кому разница, как зовут ведьму? Ведь для всех важно не то, как её зовут, а то, что она ведьма.

Разговор прервался появлением конвойных и худой, сильно измождённой и избитой женщины. Ванда пригляделась и с трудом узнала в этой несчастной свою тётю, слывущую знахаркой в той деревне, что выжгли представители закона. Рослый мужчина начал привязывать осужденную к столбу, вбитому посередине эшафота, основание которого было завалено хворостом.

Секунду спустя в бывшую знахарку полетели камни, сопровождаемые криками: «Ведьма». Они больно били женщину по лицу и телу, оставляя после себя кровавые подтёки. Ванда стояла, не находя в себе сил пошевелиться, и смотрела на ужасающее своей жестокостью зрелище. В это время на эшафот взбежала какая-та маленькая девочка и, попытавшись закрыть Фелицию своим телом, закричала:

— Стойте! Хватит! Она не сделала ничего плохого! Она же лечила людей!

Несколько минут спустя Ванда узнала в кричавшей Марту и бросилась к ней, но толпа, сбежавшаяся вплотную к эшафоту, не дала сделать ей и шага. Прицельно брошенный камень попал в голову девочке. Чуть слышно вскрикнув, она упала на плохо обтёсанные доски эшафота, тёмная лужа крови неспешно разливалась вокруг. Увидев это, Фелиция истошно закричала:

— Ребёнка! Ребёнка за что?! Чёртовы фанатики! Чтоб вы сдохли!

Ещё один камень, брошенный в знахарку, ещё больше усилил поток её проклятий, сыпавшихся на головы всех присутствующих. Ванда стояла, закусив губу, не в силах сдержать рвущиеся наружу рыдания. Жаркие языки разгоравшегося пламени начали лизать тело привязанной к столбу женщины.

Крики проклятий сменились криками боли. Теперь Ванда уже не сдерживала слезы, быстро катившиеся по щекам. Впервые в жизни ей показалось, что она потеряла всё, что у неё было. Потеряла тётю, сестру. Марта не была ей родной по крови, но жизнь связала их гораздо крепче. И вот сейчас Ванда видела, что тела дорогих ей людей пожирает огонь, а она, она, будучи настоящей ведьмой, стояла и абсолютно ничего не могла сделать, чтобы помочь своей тёте или хотя бы Марте, чьё тело один из конвойных так спокойно и равнодушно бросил в огонь, словно он каждый день только и занимался тем, что сжигал невинных людей. Так девушка и стояла, ненавидя всех этих людей, рука которых не дрогнула перед убийством ни в чём неповинных женщины и ребенка.

Фелиция, душа которой уже отлетела в мир иной, престала биться в агонии. Люди, поняв, что зрелищ на сегодня больше не предвидится, начали расходиться по домам, тихо, почти неслышно обсуждая произошедшее и обмениваясь впечатлениями, вызванными казнью. Шли долгие и томительные минуты какой-то неестественно мёртвой тишины, а Ванда всё ещё стояла на городской площади возле наполовину сгоревшего эшафота, и только крупные капли начинавшегося дождя смогли вывести её из этого состояния…

Она решила покинуть этот город, не медля ни минуты. Кое-как дойдя до гостиницы, она расплатилась за ночлег и, побросав в дорожный мешок все свои нехитрые пожитки, спешно уехала, предварительно покормив и вычистив Блейка и попросив в дорогу молока для себя и котёнка. Оседлав жеребца, она поскакала во весь опор и была такова. Ветер нещадно бил по лицу, словно намереваясь отговорить девушку от задуманной мести. Она отправилась к знахарке Марж, живущей в её родной деревне и, по мнению людей, знающей, как лечить и даже вызывать многие болезни. Встречаться с матерью и отцом, не так давно хотевшими отправить её в монастырь, у девушки не было ни малейшего желания. Она провела в пути ровно двое суток, сделав всего три остановки, чтобы перекусить самой и дать отдохнуть коню. Наконец-таки, добравшись до деревни, много лет бывшей ей домом, Ванда испытала ещё одно потрясение. Количество домов уменьшилось чуть ли не вдвое, зато свежих могил на кладбище стало ровно в два раза больше.