Сергей Шведов - Грозный эмир

– Вряд ли в Иерусалиме, Антиохии и Триполи найдутся птицы из крепости Баарин, – с сомнением покачал головой Эркюль. – Тем более что крестоносцы шли к Хомсу, а крепость была лишь промежуточным пунктом на их пути.

Прален оказался прав в своих рассуждениях. С первых же слов бекам стало понятно, что король не имеет ни малейшего понятия о событиях, происходящих за стенами Баарина. Эркюлю ничего другого не оставалось, как воспользоваться неосведомленностью благородного Фулька к пользе своей и атабека Зенги. Король, разумеется, узнал в одном из посланцев Зенги ловкого шевалье, которого благородная Жозефина рекомендовала ему в качестве тонкого знатока всех восточных премудростей. Но Фульк в ту пору даже предположить не мог, что под личиной провансальца скрывается ловкий агент атабека.

– Неужели и эта женщина служила Зенги? – спросил король, потрясенный открывшейся перед ним бездной.

– Жозефина всегда служила только собственному непомерно раздувшемуся честолюбию, – усмехнулся Эркюль. – Что ее, в конце концов, и погубило. Она подняла мятеж в Триполи, в результате которого был убит граф Понс.

– Так вот почему коннетабль Венсан опоздал к началу битвы!

– Ему пришлось вернуться в восставший город, чтобы подавить мятеж, – охотно подтвердил догадку короля посланец Зенги. – Теперь ты понимаешь, благородный Фульк, что Сесилии сейчас не до вас. Ей придется здорово постараться, чтобы сохранить графство за своим сыном.

– Сенешаль де Бове предупреждал меня, что в Триполи зреет заговор, но я пропустил его слова мимо ушей. Мне всегда казалось, что храмовники несправедливы к Жозефине.

– Благородный Ролан жив? – спросил Эркюль.

– Сенешаль тяжело ранен, но я надеюсь, что он еще сумеет встать на ноги. Смерть столь доблестного рыцаря явится тяжким ударом для Иерусалимского королевства.

Король Фульк был подавлен бедами, внезапно свалившимися на его голову. Сломить этого далеко уже немолодого и потерявшего уверенность в себе человека особенного труда не составляло. Эркюль даже пожалел, что атабек выставил анжуйцу столь легкие условия сдачи. С Фулька можно было сорвать и побольше.

– Ты уверен, шевалье, что Зенги сдержит данное обещание?

– Вне всякого сомнения, – кивнул Эркюль. – Иначе мы с беком Селевком никогда бы не взяли тяжкий грех вероломства на свою душу.

– В таком случае, передай почтенному Иммамеддину, что я согласен на все условия, выдвинутые им.

В Антиохии конфуз, приключившийся с королем Фульком под Баарином, восприняли поначалу как происшествие, безусловно, досадное, но не имеющее непосредственного отношения к графству. Раймунд де Пуатье забеспокоился только тогда, когда узнал о падении Хомса и грядущем возвращении армии атабека в Халеб. По слухам, Иммамеддин Зенги вступил в законный брак с вдовой Тугтекина Дамасского и получил в качестве приданного самый богатый город Сирии. Теперь у атабека были развязаны руки для давления на Антиохию. А возможно и для новой войны. Благо предлогом для нее вполне могли послужить города и крепости, отобранные у Халебского эмирата еще Танкредом и Рожером Анжерским. А Антиохия в последние годы слишком ослабела от внутренних неурядиц, чтобы во всеоружии встретить нового врага. Раймунд отправил своих послов в Триполи, дабы заручится поддержкой нового графа. Но благородная Сесилия от лица своего юного сына отвергла протянутую атиохийцами руку, да еще и намекнула довольно прозрачно на участие Раймунда де Пуатье в подготовке кровавого мятежа, унесшего жизнь ее мужа. Что было правдой лишь отчасти. Незадачливый посол Пьер де Саллюст почел за благо убраться из города, еще не отошедшего от недавних трагических событий, и вернуться в Антиохию, где беспокойство нарастало с каждым днем. За время его отсутствия граф, в который уже раз, успел поссориться с коннетаблем де Русильоном, извещенном коварной Сесилией об антиохийском следе, ведущем прямо в покои Жозефины де Мондидье.

– Благородный Луи убит во время подавления мятежа, – сообщил Саллюст графу. – Герхард де Лаваль пропал. Его не нашли ни живым, ни мертвым. Зато старый Гаспар де Теленьи был схвачен тяжелораненым в приворотной башне. Скорее всего, он и рассказал Сесилии о нашей встрече с Лавалем, а возможно даже показал подписанный тобой договор.

– Не было никакого договора, – вспылил Раймунд. – В своем обращении к Жозефине я написал всего навсего, что не считаю сына графа Понса законным наследником его земель.

– Какое это теперь имеет значение, – досадливо махнул рукой Пьер. – Важно, что Сесилия считает тебя своим врагом и сделает все возможное, чтобы натравить на нас антиохийских баронов.

– А что происходит сейчас в Иерусалиме? – обернулся граф к Гишару де Бари, спокойно стоящему у окна.

– Мелисинда воспользовалась поражением мужа для упрочения своей власти. Фульку остается только кивать в ответ на ее распоряжения да выслушивать насмешки и оскорбления, которые бросают ему вслед благородные шевалье. В любом случае, король связан по рукам и ногам договором с Зенги, подписанным в Баарине, а потому пальцем не шевельнет, чтобы нам помочь.

– И где выход? – растерянно спросил Раймунд.

Выход из трудного положения неожиданно нашел шевалье де Вилье, от которого никто не ожидал подобной прыти. При всех своих бесспорных физических данных благородный Альфонс умом не блистал, и над его советами не смеялся только ленивый. Скорее всего, он и сейчас ляпнул наугад, но зато попал точно в яблочко.

– Византия! – это слово прозвучало весомо даже в устах глупца.

По сведениям Гишара де Бари, басилевс Иоан находился сейчас в Киликии у самых границ графства. Похоже, в Константинополе не остались равнодушными к поражению франков под Баарином и готовились воспользоваться плодами чужой победы.

– А почему ты не известил меня раньше о намерениях императора? – возмутился Раймунд.

– Можно подумать, что у тебя есть армия, способная остановить вторжение, – не остался в долгу Гишар. – Нам придется выбирать между двумя хомутами, византийским и сельджукским. Византийский кажется мне предпочтительней.

Шевалье де Вилье уже высказал свое мнение, Пуатье осталось узнать, что думает по поводу хомутов Саллюст.

– Бароны нас не поддержат, – покачал головой Пьер. – Не забывай, что коннетаблем графства Антиохийского является Влад де Русильон, а он скорее пойдет на сговор с Зенги, чем с византийцами.

– Значит, у нас будет другой коннетабль, – отрезал Гишар де Бари. – Мы не сможем вести войну сразу и с Византией и с сельджуками. Это было бы безумием.

Раймунд размышлял долго, слишком долго, по мнению шевалье его свиты. Он явно запоздал со сбором ополчения. Рыцари продолжали сторожить свои замки, когда пятидесятитысячная армия басилевса вторглась в пределы графства с суши и моря. Бухта святого Симеона была захвачена византийцами без особых усилий. В порту Латтакии горели франкские суда, но сам город еще держался усилиями барона де Сабаля. Впрочем, целью императора Иоанна была не Латтакия и уж тем более не замок Русильон, который византийцы обошли стороной, а Антиохия. Византийцы обложили город, перекрыв подвоз продовольствия, и выдвинули ультиматум графу Раймунду. Только тут благородная Алиса обнаружила, как опасно доверять власть мужчине, не отличающемуся ни умом, ни полководческим талантом. Пуатье пришлось выдержать нешуточный отпор жены, взбешенной его нерасторопностью, граничащей с изменой. Раймунд признал, что допустил серьезный промах, не позаботившись заранее о запасах продовольствия для города, но обвинения в измене отверг с негодованием. Более того, он предпринял меры для отражения возможного штурма, назначив коннетаблем благородного Гишара де Бари.