Сергей Шведов - Пилигримы

Сиятельный Андроник проснулся в весьма скверном состоянии духа. Бурно проведенная ночь отдавалась болью в затылке. Напоминал о себе и желудок, пострадавший во время загула. Конечно, Комнин был еще не в том возрасте, когда подобные мелочи способны надолго отравить человеку жизнь, тем не менее, он не слишком дружелюбно посмотрел на Алексея Котаколона, решившего навестить хорошего знакомого в час, когда приличные люди нежатся в постели.

– Евдокия передавала тебе привет, высокородный Алексей, – скривил губы Андроник. – Она обижена твоим невниманием.

– Слишком много дел, – печально вздохнул Котаколон.

– Никак не можешь отделаться от скифов, – посочувствовал ему Комнин. – Я видел вас два дня назад на ипподроме. Кстати, они разбираются в лошадях?

– Князь Андрей трижды ставил на синих. Результат тебе известен.

– Случайность, – поморщился Андроник. – Все равно для тебя это обуза.

– С сегодняшнего дня ты разделяешь эту обузу со мной. Приказ басилевса. Мне поручено передать его тебе.

Андроник был огорчен этими словами гостя до такой степени, что не усидел на ложе и забегал по спальне, забыв надеть штаны. Впрочем, такие мелочи никогда не волновали Комнина. А вот приказ двоюродного брата привел его прямо-таки в неистовство. У него, правда, хватило ума не поливать басилевса последними словами, зато досталось севасту Иоанну Комнину, главному сопернику Андроника в нелегком противостоянии за расположение Мануила.

– Ты мне объясни, Котаколон, почему опять я, а не этот павлин Иоанн, наш дорогой племянник.

– Мой отец считает, что Иоанн слишком молод и глуп для столь ответственного дела.

– А что по этому поводу думает басилевс?

– Скорее всего, то же самое, иначе отец никогда бы не стал говорить об этом вслух.

Андроник остановился и с интересом покосился на Котаколона:

– А почему им так важно завоевать расположение скифа?

– Речь идет о вере, Андроник. Говорят, что в этом браке заинтересован не только басилевс, но и патриарх.

– В каком еще браке? – удивился Комнин.

– Сиятельную Елену прочат в жены князю Юрию Суздальскому, одному из самых могущественных владык Руси. Князь Андрей доводится Юрию сыном и от его слова зависит многое в грядущем союзе.

– Что еще? – пристально глянул на Алексея Комнин.

– Басилевс заинтересован в добрых отношениях между князем Андреем и Фридрихом Швабским. Мы должны убедить руса, что наша дружба с алеманами нерушима. И никакие происки папы Евгения не помешают союзу Германии и Византии.

Андронику ничего другого не оставалось, как только развести руками. Конечно, божественный Мануил вправе ждать верной службы от своего ближайшего родственника, но нельзя же ставить перед ним невыполнимые задачи. В конце концов, Андроник не маг и не чародей, он всего лишь комит, то бишь чиновник второго ранга, вынужденный смотреть сверху вниз на сиятельных особ.

– На кого это интересно ты смотришь снизу вверх? – удивился Котаколон.

– На Иоанна, – усмехнулся Комнин. – Наш севаст никак не хочет смириться с тем, что в постели его родной сестры спит простой комит. А возможно и два комита. Ты что об этом думаешь, Алексей?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Андроник, – пожал плечами Котаколон.

– Просто к слову пришлось.

Знакомство Комнина со скифами едва не началось с грандиозной драки. Сиятельный Андроник маялся с похмелья, кроме того его душила обида на басилевса, а потому он позволил себе лишнее в присутствии скифских бояр. Не следовало бы двоюродному брату императора называть князя русов узкоглазым дикарем. Собственно, Комнин не собирался никого намеренно оскорблять, просто он не знал, что его новые знакомые в совершенстве владеют греческим языком. Хорошо еще, что его не слышал сам князь Андрей, занятый разговором с Фридрихом Швабским. Зато Ростислав Лют, не замедлил высказать все, что он думает о внешности Андроника и его умственных способностях. Обмен любезностями происходил на конюшне ипподрома, куда Алексей Котаколон привел большую компанию, дабы благородные мужи смогли оценить стати коней перед предстоящими на следующий день состязаниями. К счастью, у спорщиков не было оружия. Что не помешало Андронику бросить вызов суздальскому боярину. Борьба началась здесь же на виду у изумленных подобным оборотом дела конюхов. Рус и византиец были приблизительно одного роста и сходного телосложения, поэтому по внешнему виду трудно было отдать кому-то предпочтение. Судьей в дурацком и неуместном, по мнению Алексея, споре вызвался быть Михаил Палеолог. Двое крепких молодых мужчин довольно долго топтались на одном месте, пугая своим пыхтением лошадей. Наконец, Лют изловчился и, падая, сумел перебросить своего противника через голову. К сожалению, его торжеству помещал один незначительный, но весьма огорчительный факт, оба спорщика угодили в конское дерьмо, чем позабавили всех без исключения зрителей. Тем не менее, Андроник свое поражение признал и пригласил всех присутствующих в Анастасьевы бани, находившиеся неподалеку. В бане спорщики окончательно примирились и даже пустили по обычаю русов братину по кругу. Обычай этот страшно понравился Андронику, и он пообещал ввести его в обиход на константинопольских пирушках. После столь многообещающего начала Комнин назвал Люта другом и пообещал удивить своих новых знакомых зрелищем, редким даже для Востока. Пир, начатый в бане, продолжился во дворце Андроника, где в качестве главного угощения выступили халдейские маги, дышавшие огнем и дымом. Боярин Блага, не верящий в чудеса, решил, что его обманывают и поплатился за свое недоверие опаленными волосами. Огонь оказался настоящим, что он и вынужден был с сокрушением признать. После того, как один из магов пронзил другого узким прямым мечом, благородный Фридрих попросил прекратить представление. Но убитый маг неожиданно ожил, чем потряс до глубины души как скифов, так и алеманов. Ростислав Лют и барон Гаспар Зальцбургский внимательно осмотрели тело мага, но не нашли на нем даже царапины. Князю Андрею больше всего понравились мимы, разыгравшие сцену похищения аргонавтами золотого руна у колхидского царя. Алексею Котаколону пришлось пересказать удивленным Андрею и Фридриху древнюю легенду о герое Язоне и царевне Медее, убившей собственных детей для того, чтобы отомстить неверному любовнику. Поведение жестокой дамы осудили все присутствующие на пиру благородные господа. Разговор плавно перешел на женщин, тему во всех отношениях благодатную. Говорили в основном о коварстве дочерей Евы, всегда готовых изменить и мужу, и любовнику, а то и обоим сразу. Полуголые танцовщицы с их непристойными телодвижениями только добавили жару в споры благочестивых людей. Закончился этот разговор о морали довольно неожиданно – Никифор Дука, смуглый и вертлявый молодой человек предложил присутствующим посетить заведение Жозефины, хорошо известное в аристократических кругах. Андроник, только что рассуждавший с большим знанием дело об изначальной порочности женской души и о дьявольских кознях, грозящих каждому благочестивому человеку, глянул на расторопного Дуку с горестным изумлением. После таких благочестивых рассуждений следовало идти в церковь, а уж никак не в притон.