Сергей Шведов - Пилигримы

– Охота велась не на Андроника Комнина, а на Фридриха Швабского, – доложил синклиту протоспафарий. – Об этом в один голос твердят все выжившие участники происшествия. К сожалению, никто из нападавших не уцелел, а потому узнать о заказчике покушения не удалось.

– Перестарались, – вздохнул мудрый лагофет. – Впрочем, иного от Андроника я и не ждал.

Мануил бросил на выжившего из ума старца грозный взгляд, на который сиятельный Арсений даже не отреагировал в виду слабого зрения. Басилевсу ничего другого не оставалось, как махнуть в его сторону рукой.

– Надеюсь, гости из Руси не заподозрили нас в коварстве? – нахмурился Мануил.

– Нет, – успокоил его Константин. – Они отдают себе отчет в сомнительности заведения, куда их завело любопытство, а потому и не собираются предъявлять нам претензий на этот счет.

– Ты называешь это любопытством, протоспафарий! – возмутился старый лагофет. – А что же тогда называется развратом?

– Разврату предаются простолюдины, – подвел черту под расследованием басилевс. – Высокородные мужи просто отдыхают от дел.

– Отдохнули! – горестно ахнул протовестиарий Иосиф. – Чтобы им все пусто было. Бедный Никифор!

Филипп де Руси был слегка удивлен, когда в его замок Ульбаш нагрянули двадцать новгородцев во главе с Олексой Хабаром. А уж когда он узнал причину столь неожиданного визита, то попросту пришел в ужас. Графиня Фландрская, отправившаяся в монастырь, поклониться местным святыням, но почему-то оказавшаяся в замке Ульбаш, попыталась успокоить своего расстроенного друга, но не встретила понимания. Благородный Филипп метал громы и молнии в притихших новобрачных и проклинал тот день, когда злодейка судьба забросила его в Великий Новгород. Замок Ульбаш, выстроенный вроде на века, готов был рухнуть на головы своих обитателей, но, разумеется, не от чудовищных подземных толчков, а исключительно от стыда. Ибо дурные поступки новгородского боярина, которого шевалье де Руси считал своим другом, заставляют краснеть даже стены. Филипп был до того убедителен в своем гневе, что все присутствующие в зале люди стали невольно коситься по сторонам. Однако стены не оправдали надежд хозяина и сохранили свой первозданный вид. Потолок тоже не рухнул на головы прелюбодеям, чем окончательно подорвал веру хозяина в существование справедливости в этом суетном мире.

– Мы не прелюбодеи, – твердо произнесла благородная Адель, бледнея от гнева. – Мы венчанные муж и жена.

Старый сенешаль замка Властимил, служивший еще отцу Филиппа, сокрушенно покачал головой. Ситуация складывалась щекотливая, учитывая присутствие в Ульбаше благородной Сибиллы. Получалось как-то не совсем по-людски, когда грешник обличал праведников. Благородный Филипп уловил смущенное покашливание сенешаля, скосил глаза на порозовевшую графиню и, наконец, сбавил тон.

– Нас обвенчал отец Валериан в присутствии графини Констанции и барона Альфонса, – продолжала обиженная Адель.

– А что скажет на это твой отец, коннетабль де Русильон? – спросил охрипшим от крика голосом хозяин замка. – Его разрешения ты спросила?

– Он никогда бы не согласился, – ответила упавшим голосом Адель.

Филипп проспал чужую интригу. Подобное случилось едва ли не в первый раз за всю его богатую событиями и не такую уж короткую жизнь. Он не одобрял решение брата, выдать дочь Адель за сына барона де Лоррена, но не собирался ему перечить. Благородный Владислав не принадлежал к числу тех людей, которые привыкли следовать чужим советам. Решение он уже принял, а потому был абсолютно уверен, что в этом мире нет силы, способной помешать этому выгодному с его точки зрения браку. Увы, такая сила нашлась в лице новгородца Олексы Хабара. Этот смазливый негодяй мог бы обольстить даже каменную статую, возникни у него такая потребность. Но в данном случае Олексе помогли люди, не заинтересованные в сближении Русильонов с Лорренами. Филипп был слишком искушенным в политике человеком, чтобы этого не понимать.

– Отведи им помещение в средней башне, – приказал шевалье сенешалю. – А с тобой, Хабар, я потом поговорю.

Благородная Сибилла уже успела за три дня обжиться в чужом замке, поразившем ее не столько крепостью стен, сколько воистину восточным великолепием внутреннего убранства. Такого количества ковров, шелковых и парчовых гобеленов ей видеть в Европе не доводилось. Кроме того, каменные стены жилых помещений были обшиты деревом, что придавало им особый неповторимый уют. А золотой посуды в этом замке было столько, что ее хватило бы на дюжину дворцов. С некоторым удивлением Сибилла осознала, что владетель Ульбаша несметно богат, богаче ее мужа графа Фландрского, далеко не последнего человека в Европе. А ведь Филипп младший сын в семье, он простой шевалье, получивший в наследство от отца один единственный замок. Правда, этот замок мог вызвать зависть даже у королей Франции и Германии, как своей величиной, так и крепостью стен. Взять Ульбаш было практически невозможно, это Сибилла поняла сразу же, как только увидела грандиозное сооружение, стоящее на скале. В логове благородного Филиппа оказалось целых три жилых башни, соединенных между собою галереями. Своей высотой они едва ли не втрое превосходили внешние стены, тоже далеко не хлипкие, усиленные шестью малыми башнями, одна из которых была приворотной. Из такой крепости можно было смело бросать вызов баронам и королям, что, собственно, шевалье де Руси и делал, вмешиваясь в дела сильных мира сего.

– Это самая красивая пара из всех, кого мне доводилась видеть, – попробовала утешить своего любовника графиня.

– Вряд ли мой брат примет в расчет подобное обстоятельство, – вздохнул шевалье. – Скорее всего, он решит, что я поспособствовал Хабару и, чего доброго, объявит мне войну.

– Я бы на твоем месте поговорила с ним раньше, чем до него дойдут сплетни о поведении дочери. Пусть он лучше услышит весть о ее замужестве из твоих уст. Кстати, с материальной точки зрения это выгодный брак?

– Олекса Хабар единственный сын самого богатого новгородского боярина, у которого хватит золота, чтобы купить Париж и весь королевский домен в придачу.

– Тогда что тебя смущает?

– Мой брат упрям как мул и не потерпит непослушания даже от родной дочери.

– В таком случае я поеду с тобой и попытаюсь убедить грозного коннетабля, что кроме политических расчетов в этом мире есть еще и любовь.

– А как же твой муж, граф Фландрский?

– Для меня это будет оправданием за долгое отсутствие. Участие в судьбе двух влюбленных, преследуемых грозным отцом, куда менее предосудительное занятие, чем связь с красивым шевалье, о которой уже наверняка шепчутся в Антиохии.