Андрей Посняков - Пропавшая ватага

– Ну, так докладывай.

– Дракон пришел! – выпалил Короедов. – Ну, тот самый полосатый ящер, что с Нойко… Только вот седок-то на нем другой. Совсем незнакомый парень. Местный, да.

Атаман задумчиво погладил шрам:

– Нойко свою работу сделал – иначе б супостаты дозор бы не выслали. А что за парень… Ну, пойдем, глянем. Все равно сейчас всех собирать – мыслю так: враг ждать не будет, постарается напасть быстро, ночью или рано утром. Урвет, что надо – и в море.

– Да уж, – Михейко подкинул в руке огромную свою дубину и хмыкнул. – Я вот им урву!

Рейдовым отрядом командовал сам капитан. Он шел впереди, едва не наступая на пятки высланным вперед дозорным, и все остальные едва поспевали за своим командиром. Еще бы, каждый из матросов тащил тяжелый мушкет, а то и два, плюс припасы – порох да пули, да палаши-алебарды-сабли, да шлемы-кирасы. Хоть моряки и не особенно-то жаловали защитное снаряжение – что случись, живо с ним отправишься на корм рыбам, – но здесь все же одели: и латные кирасы, и шлемы, напоминающие широкополую, с небольшим гребнем, шляпу каски-кабассеты и вычурные, изогнутые, словно морская ладья, морионы. Как раз такой имелся у Фогерти – испанский трофей, изящный, с золотой насечкой; даже у капитана, и у того был куда как проще. Все потому, что старина Бишоп, как и почти все здесь, всегда, всю свою жизнь ходил по морям и к сухопутному снаряжению относился с презрением. Фогерти же, немало повоевавший на суше, наоборот – и кирасу, и шлем, и шпагу берег и лелеял, ценя в них не только боевые качества, но и внешний вид. Ну, красиво же! Приятно любому глазу видеть, как вспыхивает солнце на золоченой рукояти шпаги, отражается в черненых узорчатых латах, блестит на гребне шлема. Красиво, да! И не особенно тяжело – латный нагрудник всего-то чуть больше двух десятков фунтов и весит, вполне сопоставимо с весом мушкета. Удобен, движения ничуть не стесняет, и не то что стрелу – даже из арбалета выпущенную, – но и аркебузную пулю держит! Не всякий, конечно, панцирь столь прочен, но тот, что у лекаря-кондотьера, – да. Толедской работы латы.

«Сэр Джон» тоже надел панцирь, сверкающий полированным металлом, с аляповатыми золотыми бляшками в виде каких-то чудных зверей, то ли коз, то ли баранов. Впрочем, очень может быть, что это была вольная фантазия мастера на темы золотого руна и аргонавтов, Фогерти как раз так и думал, но капитана благоразумно не спрашивал, сомневался – знает ли тот, кто такие аргонавты, да и вообще, слыхал ли хоть когда-нибудь о поэзии древней Эллады?

Бишоп взял с собой две дюжины человек, оставив на корабле лишь раненых, вахту да юнгу. Жаль, нельзя было прихватить пушки – уж больно тяжелы, с батарейной палубы вряд ли вытащишь, да и шлюпка все равно по ручью не прошла бы – перекаты, да и так, слишком уж мелок.

Ничего, не так уж и далеко идти. Да и радостно! Туда – в веселом напряжении от предстоящей битвы, точнее говоря – избиения дикарей, ну а обратно – еще веселее, с добычей, тем более своя ноша не тянет.

Подходя к распадку, Бишоп разделил отряд на две части – одна, во главе с ним самим, укрылась в овраге, другая же – восемь человек под командованием опытного кондотьера Фогерти – резко взяла левее, намереваясь обойти селение со стороны леса так, чтоб ни один дикарь не ушел, не унес бы с собой и малую толику золота.

– Ждите заварушки, Джеймс, – глухо напомнил капитан. – Как только мы войдем в селение, тогда и выступайте. Не то к черту перестреляем друг друга.

– Я помню, сэр, – Фогерти отвесил легкий поклон и, махнув своим головорезам, скрылся в ореховых зарослях.

Оставшийся при капитане боцман Джек Стром хмыкнул: не совсем уловил, чего в поклоне кондотьера было больше – изящества или насмешки?

– Чуть выждем.

Осторожно выглянув из оврага, Бишоп приложил зрительную трубу к правому глазу и глянул на селение.

Стояла такая тишь, что слышно было дыхание матросов. Лишь тихо журчал ручей да где-то в отдалении вскрикивали ночные птицы. Впрочем, тут не понятно было – ночь или день, солнце так и ходило по небу, что и говорить – Север! И все же время суток англичане различать научились по второму – «вулканному» – солнцу, исследовать которое не решился даже любопытный Фогерти. Слишком уж людей было мало, а в лесах – дикари и ужасные драконы.

– Что же они, совсем дозорных не выставляют? – опустив трубу, капитан презрительно покачал головой.

– Так это ведь хорошо, сэр! – радостно потер руки боцман. – Тепленькими возьмем, сразу.

– Нет, – Бишоп холодно усмехнулся. – Дождемся, когда выйдут на улицу мужчины. Обычно дикари поднимаются рано, идут на охоту или ловить рыбу… Вот мы их и накроем залпом. Или напугаем, а дальше уж – не зевай.

Напряженное ожидание тяжело повисло в терпком воздухе тихого летнего утра; внимательно вглядываясь в притихшее за ручьем селение, англичане вытирали пот да алчно сверкали глазами. Большинство не думало ни о чем, одна лишь мысль свербила – скорей бы! Скорей бы все началось и побыстрее окончилось. А уж потом…

– Дикари появились, сэр!

– Вижу, – Бишоп холодно прищурился и, вскинув аркебузу, шепотом передал по цепочке приказ: – Стрелять сразу после моего выстрела. Залпом.

Дикари как раз столпились у ручья – все одинаковые: тощие, молодые и довольно угрюмые. Ничего толком не делали, просто молча стояли, наверное, ждали кого-то постарше – десятника или вождя.

Ладно, придется начать с этих…

Капитан все ж таки постарался прицелиться, насколько это вообще было возможно с гладкоствольным ружьем. Зато враги были рядом, на расстоянии пары десятков ярдов, сразу же за ручьем. Все же не зря выслали разведку, и теперь Бишоп точно знал – в этом месте глубина ручья не выше колена, а то и по щиколотку. Не утонешь!

– Дьявол вас разрази… Да что же вы такие одинаковые-то?

Выцелив повернувшегося грудью дикаря, сэр Джон потянул спусковой крючок. Зажатый в курке-серпентине тлеющий фитиль ударил по полке с затравочным порохом. Взрывая утреннюю тишину, гулко громыхнул выстрел… Следом за ним ту же грянул мушкетный залп!

Дикари попадали все… ну, почти все, но как-то странно – в ручей, в воду, что выглядело довольно странно, – ладно капитанский аркебуз, но тяжелая мушкетная пуля должна была отбросить незадачливых парней к маячившему позади них забору или на росшие там же смородиновые кусты.

Впрочем, раздумывать уже было некогда.

– Вперед, храбрецы! Все здешнее золото – ваше! И-и-исус, ты был распя-ат не зря-а-а-а!

– И-исус, ты был распя-а-ат! – тут же подхватили матросы.

Выхватив из ножен палаш, Бишоп выбрался из оврага и через ручей побежал к деревне, слыша, как позади него, распевая псалом, поднимает брызги верный отряд.