Симона Вилар - Ведьма в Царьграде

Ведьма еще по приближении к Царьграду ощутила это – непривычную слабость, как будто питавшая ее чародейская сила сникла, притихла, затаилась. Ну как у обычного смертного при хворобе порой случается: падать вроде не падаешь, но делать ничего неохота. Хотя Малфриде и самой отчего-то страшно было попробовать тут поколдовать, опасалась, что не выйдет ничего, а проверить – будто побаивалась.

Но заметила она и другое: когда Свенельд слегка пошатнулся во хмелю и приобнял ее – не то игриво, не то просто оперся на ее плечо, – она не отшатнулась от его пластинчатого доспеха. Раньше при касании железа ее оторопь брала, а тут – ничего. Стоит спокойно, даже провела пальцем по бляшкам его нарядного доспеха, какой Свенельд по приезду надел для значимого вида.

– Ты это чего? – не понял Свенельд, приняв ее жест за негаданную ласку.

Но Малфрида лишь скривила губы в усмешке. Не о том воевода думает. Пусть лучше ответит, не это ли главный христианский храм? И указала рукой туда, где на фоне принявшего фиолетовый оттенок южного ночного неба, взмывая над многочисленными кровлями и башнями града, реял округлый гигантский купол с крестом. Он казался и пугающим своей грандиозностью, и одновременно прекрасным, как диво.

Свенельд подтвердил: да, сказывали, что это и есть великая София – премудрость Божья по-местному. Говорят, кто войдет в этот храм, вмиг захочет креститься и поклоняться распятому Богу. Ну да байки все это. Так он думает.

Русских гостей почти седмицу продержали на водах залива. Пусть их и кормили хорошо, но все же словно в полоне себя чувствовали. Только когда сошли на берег, успокоились. В предместье Святого Мамы им понравилось – чисто, дома добротные, да и соотечественников там встретили. И хотя по уговору с ромеями купцы-русы должны были покидать Царьград, окончив тут дела, однако лазейки, чтобы остаться и поселиться, славяне все же находили. И на родину возвращаться не спешили. Вот и содержали постоялые дворы для своих. Когда Ольга со спутниками вступила в предместье, местные русы кинулись встречать ее и посольство, как дома принято – хлебом и солью, в ноги кланялись. Но разговоров, что хотят вернуться и побродить под родимыми березами, не заводили. Ибо им тут, в богатом Царьграде, удобнее жилось. К тому же все они были уже христианами.

Ольга даже спросила, отчего русы хотя бы одно изваяние старых богов тут не установили? Но те даже руками замахали: да кто позволит-то? Ромеи их тогда язычниками будут считать, а это тут низшие люди, по сути зверье. Ольге такой ответ не понравился. Вон когда ромеи приезжали в Киев договор с князем Игорем заключать, то сами настаивали, чтобы русы старыми богами клялись, ибо понимали, что своим они больше поверят и не нарушат клятву. Но на то они и ромеи, чтобы все понимать, но поступать по-своему, отвечали ей на подворье Святого Мамы. Ну хорошо, продолжала Ольга, но ведь ей рассказывали, что не только свои храмы христианские возводят греки в Царьграде, а и синагоги иудейские тут стоят, и мусульманские мечети. Да, такие имеются, отвечали ей, хотя их немного, и все больше в пригородах или в предместьях расположены. К тому же иудеи и магометане молятся все тому же единому Богу, которой сотворил мир и людей. Ольга видела, что люди говорят убежденно, не сомневаясь, что именно все так и было, что Создатель – истинный отец всего, а не Род, породивший людей, не Хорос, давший им свет и тепло, не Даждьбог, податель плодородия.

У княгини было много вопросов, но за ней уже прибыли. Явился к дому, где ее поселили, этакий пухлый ромей в длинной беленой тунике, сам завитой, как барашек, и непрестанно улыбающийся; представился как спафарий [92]Агав Дрим. Он довольно неплохо говорил по-русски, но Ольгу подивил его тонкий, как у иной бабы, голос. Сфирька ей пояснил – евнух это. У ромеев часто свои же оскопляют мальчиков в детстве, считая, что так они чище останутся, не предаваясь греху. Вот и вырастают такие скопцы, тонкоголосые, как дети.

Ольгу даже передернуло от подобного. Надо же, так детей своих сызмальства калечить, не давая им жениться, детей заводить. Что есть важнее для человека, как не породить потомство, не оставить росток после себя в этом мире? Но ей пояснили, что скопцов, какие слывут безгрешными, охотнее берут на службу, у них больше возможностей сделать карьеру, получить более доходное место. Но все равно княгиня смотрела на нарядного Агава Дрима почти с состраданием. Однако тот выглядел довольным, важным, манеры его были учтивыми. И он перво-наперво поинтересовался, кто это великолепный муж, который сопровождает и охраняет княгиню? И уж на что Ольга была готова ко всяким каверзным вопросам от ромеев, но и она смутилась, когда этот писклявый толстяк выделил среди ее сопровождающих именно Свенельда. Ишь, заметил евнух, что не отпускает княгиня от себя своего воеводу. Не станешь же говорить, что ей тут, в чужом окружении, в чужой стране, просто спокойнее, что рядом надежный и преданный варяг. Вот и сейчас она стояла, опершись на его руку, жалась к нему. Но спафарий ждал ответа, и Ольга просто сказала, что это ее близкий родич, высокородный муж, какого она очень почитает.

Свенельд, услышавший ее слова, как-то невесело усмехнулся. Спафарий же Агав повернулся к своим спутникам и произнес: это – анепсий. Ольга то поняла: значит, кровная родня великой княгини, племянник ее. Ну, пусть уж так считают, чем решат, что Свенельд ее полюбовник, через которого смогут на нее влиять.

Княгиня перевела разговор на предстоящий прием. Но Агав Дрим только сокрушенно покачал своей завитой головой, языком зацокал. Не назначил ей еще время встречи величайший Константин, других послов пока принимает – вон франки ныне у него, германцы своего часа дожидаются, в ближайшее время еще послов от арабов будут звать в Палатий. Так уже запротоколировано, вставил он неизвестное Ольге слово. Но тут же добавил, что даже то, что его, столь высокого сановника, приставили прислуживать ей и повсюду сопровождать, – знак великой милости светлейшего Константина. И сейчас он проводит благородную Эльгу – так выговаривал ее имя ромей – в великолепные термы. Бани то есть. Агав Дрим уверял, что это роскошные бани, построенные из светящегося розового мрамора еще при императоре Юстиниане Великом.

Помыться в бане было неплохо, даже необходимо. Когда Ольга сообщила о том своим людям, те сразу повеселели, женщины особенно возрадовались. После столь долгого пути и нескольких дней ожидания в заливе они, потные и немытые, не очень-то хорошо чувствовали себя, когда прохаживались под взорами разглядывающих их ромеев. Конечно, все оделись побогаче, не желая пасть лицом перед местными щеголями, но все равно баня для русов была обязательным ритуалом, образом жизни, ибо русы издревле считались чистоплотными.