Руслан Мельников - Земля за Туманом

Он заметался перед всадниками, размахивая руками и стараясь не пустить коней за блоки заграждения — к служебному транспорту.

— Тормози! Тор-р-рмози, слышь, кому говорю! Ёо… тво… мать… нах-х… ля… пи… да… ра!.. — разносились по КПМ отрывистые крики младшего сержанта, сдобренные круто замешанным милицейским матом. — А ты куда прешь, урюк! Ну-ка с коней все, живо! И это… Оружие на землю!

Его то ли не слышали, то ли не хотели слышать, то ли попросту не понимали.

— Ё-мать! — разорялся Грачев. — Лошадь нельзя! Нельзя, говорю, на лошади! Вот ведь нерусь бестолковая! Конь — нельзя! Пешком — можно! Ногами! Ходулями! У-у-мля!

Три лошади все же просочились между бетонных блоков и топтались по плацу и досмотровой площадке. Кобылка под детиной с рязанской ряхой, расставив ноги, флегматично наваляла на асфальт. Грачев ошарашенно уставился на кучу конских яблок и выматерился, срываясь на визг.

Проезжавшие мимо водилы притормаживали, глазели, скалились…

— С коней, с-с-суки, кому говорю! Слеза-а-ай! — надрывался Грачев. — Бросай тесаки, мля! Перестреляю всех, нах-х!

Всадники с каменными выражениями на лицах удивленно взирали на него сверху. Покидать седла никто не спешил. Расставаться с оружием — тоже.

Самый важный азиат — тот, что с булавой и лисьим хвостом на шлеме, — что-то проговорил на непонятном языке. Русобородый мужик со славянской рожей спешился, шагнул к Грачеву. Поклонился сержанту…

— « …естреляю-всех-нах-х! » — встретивший их молодой русин вел себя очень странно. Суетился, кричал, брызжа слюной, махал перед лошадиными мордами руками и железной трубкой-гааханом. Неподогнанный, расстегнутый легкий панцирь болтался на нем как отяжелевший от влаги конский хвост на сигнальном бунчуке. В туменах Субудэя такой расхлябанный воин давно бы лишился головы.

Лицо русина раскраснелось, а отчего он так взъярился, было совершенно непонятно. Ханское посольство не проявляло враждебных намерений. Никто не обнажал оружия. Они лишь хотели поставить коней перед двухэтажным зданием придорожной заставы — там, где стояли железные повозки. Не на склоне же насыпи бросать лошадей?

А русин все орал и орал. И хорошего в этом было мало. Обычно на придорожных заставах послов встречают иначе.

— Плоскиня, объясни, кто мы такие, и узнай, почему так громко кричит этот человек, — велел Дэлгэр. — Скажи ему, что мы воины Величайшего из Великих хана и послы непобедимого Субудэй-богатура. Скажи, что мы пришли с миром. Скажи, что мы хотим говорить с ханом русинов или с ханским наместником.

Плоскиня слез с коня, шагнул к харагуульному нукеру и, поклонившись по урусскому обычаю, начал переводить речь посла.

Далаан, закрепив короткий повод на передней седельной луке и освободив тем самым руки, напряженно наблюдал за реакцией русина. В любой момент он готов был схватиться за оружие. Если Дэлгэр прикажет.

Приказа пока не было. Наоборот, Дэлгэр велел Далаану и его воинам ни во что не вмешиваться.

— Гой еси, кметь… — Плоскиня заговорил спокойно, неторопливо и уважительно, но речь бродника отчего-то ввергла русинского нукера в состояние, близкое к помешательству. Сначала он ненадолго умолк и ошалело захлопал глазами. Потом, так и не дослушав Плоскиню до конца, взъярился еще больше, словно русину были сказаны обидные слова.

— « Слышь-ты-гой-еси-мать-твою-добрый-молодец-че-ты-мне-тут-дурку-гонишь-то-а?! » — снова закричал он.

Бродник попытался что-то объяснить. Увы, это не помогло.

— « Мужик-мать-бать-ты-специально-нарываешься-да?! » — бесился харагуульный нукер.

Плоскиня снова попробовал вставить слово. Но и эта попытка утонула в ответном словесном потоке.

— « Ты-че-по-руски-совсем-не-въезжаешь-нах-х?! — яростно и раздраженно орал русин. — Я-вам-че-сказал?! С-коней-суки-слазьте! Тесаки-пики-бросай-нах-х! »

К крикливому русину уже подтягивались остальные воины харагуула. Один, два, пять, семь… — считал Далаан.

— В чем дело? — Косов подбежал к Грачеву одним из первых. — Что за цирк?

Капитан смотрел на обряженных в железо незнакомцев и уже начинал мысленно материться. Сюрпризец, однако! Инцидентик, мля! А с кого за всяческие сюрпризы и инциденты на КПМ спрос? С него, с начальника дежурного наряда капитана Дмитрия Косова. С кого же еще-то?

Странные азиаты и бородатое лицо славянской национальности, на которых разорялся Грачев, не походили ни на серьезных бандюков, ни на мелкую шушеру, частенько задерживаемую на въезде-выезде в город, ни на бичей, наркоманов и прочую алкашню, ни даже на лохов, пригодных для вытряхивания капусты. Такие гости на Левобережный КПМ еще не заезжали. Да и на прочие посты — вряд ли.

Эх, Ритку бы сюда, — подумалось Косову. Вот бы порадовалась сеструха. Разобрала бы стилизованные под восточную старину доспехи, оружие и снаряжение всадников на бляшки и ремешки. Ощупала бы все, описала бы, диссертацию какую-нибудь сварганила… Любит она это дело.

Азиаты молчали. Невесть каким боком затесавшийся в узкоглазую желтолицую компанию русобородый славянин в кольчуге (да, в самой натуральной кольчуге!) растерянно пялился то на Грачева, то на Косова. Бородач был пока единственным, кто слез с коня.

— Кто такие, Грач? — Косов повернулся к Грачеву.

— А х-ху-их разберет! — все еще ярился сержант — Них-х-не пойму! Чи иностранцы, чи нелегалы. По-русски — ни в зуб ногой. Все «хан», да «хан» твердят. Этот вот, с бородой, — Грачев неприязненно покосился на славянина, — вообще хамит. Гей, мать его, еси, п-дор!

Косов покачал головой. Хмыкнул:

— Хан, говоришь? Ну-ну. А может, Хан наш, правда, с ними общий язык найдет. Вдруг это земляки его.

Старшему лейтенанту Баатру Ханучаеву, калмыку по национальности, Косов приказал оставаться в дежурке. А надо бы, в самом деле, его позвать. Но — потом, позже. Для начала же…

— Короче так, Грач, пусть эти, — он кивнул на гостей, — сдадут оружие. Все, до последнего ножичка. Будем выяснять, откуда у них столько железа.

— Так не отдают жи-ж, козлы! — развел руками Грач.

— Так забери! Грачев, ну ты прямо как первый раз замужем!

Косов махнул рукой, подзывая остальных подчиненных. Приказал:

— Разоружить!

Милиционеры, взяв автоматы наизготовку, обступили незнакомцев.

Видимо, распознав главного, бородач в кольчужной рубашке обратился к Косову.

Славянин говорил долго и непонятно. По-чудному как-то, по-книжному излагал. Как былинный богатырь. И облик ведь имел соответствующий, Добрыня, мля, Никитич!

Реконструкторы какие-то, вконец обдолбанные, что ли? — недоумевал Косов. Хотя нет, для обычных любителей истории вели себя эти чудаки как-то уж слишком дерзко. И оружие, вон, опять-таки — на вид не отличить от настоящего. Целый колюще-режуще-рубящий арсенал. На приличную банду хватит.