Наталия Фейгина - Цветок Фантоса. Романс для княгини

– До утра хлопот с ней не будет, – сказала я, оборачиваясь к хозяйке, которую Радх бережно усадил на лавку. – А мы поедем за девочкой. Надо отдать должное певцу. Когда я позвала его на смертельно опасную прогулку, он не дрогнул, но посмотрел на меня с надеждой и удивлением. Зато в глазах старой томалэ надежды не было.

– Она сказала правду, – прошептала старуха. – Час Охоты уже близко. Близко, и всё же ещё не наступил. И Охотник любит сперва погонять добычу, наслаждаясь азартом погони. А сменить одну добычу на другую его заставлю я.

– Мы успеем, – ответила я. – Дай мне только какую-нибудь её вещь.

– Возьми, – сказала старуха, указывая на узкий кожаный браслет, лежавший на столике среди карт. – Он порвался сегодня утром. Я взяла браслет, и покрутила в руках, рассматривая ремешки, унизанные разноцветными бусинами. Не просто браслет, а с любовью сделанный оберег, который девочка носила, не снимая. И не порвался он, его подрезали. Несложно догадаться, кто это сделал. Но сейчас важно другое. Через браслет можно дотянуться до девочки. Я попробовала сделать это, и вдруг почувствовала отклик. Светлые стражи, да девочка оДарённая! Нет, такое сокровище я Охотнику не отдам. Мы не отдадим.

И, улыбнувшись старухе, я пообещала:

– Не печалься, мудрая. Яшка вернётся к тебе до рассвета.

Выходя из домика, я слышала, как старуха о чём-то бормочет по-томальски, видимо благословляя нас. Что ж, благословение одарённой нам сегодня очень пригодится.

И колечко с опалом пригодится. Только не мне, и не Радху, а девочке, которой предстоит сегодня встретиться с воплощённым страхом. Оно укроет малышку от Охотника, призванного чёрной магией, спрячет от злых глаз и оживших страхов, сотрёт из её памяти ночной кошмар.

– Радх, перстень, что я дал, у тебя? – спросила я у томалэ, молча шедшего рядом.

– Да, – подтвердил он и потянулся к карману, но я остановила его.

– Наденешь девочке, когда заберёшь её, – объяснила я. – Охотник потеряет ваш след, по крайней мере, до утра.

– А потом?

– Потом… Потом я позабочусь о ней, если вернусь, – пообещала я. Обязательно позабочусь. Девочке с таким уровнем Дара прямая дорога в Аспидник.

– А если нет? – озвучил недосказанное мною Радх.

– Если нет, тогда найдёшь Анну, мою сестру, и скажешь, что позаботиться о девочке – мой приказ.

На самом деле, о малышке позаботится Клара. Аннет Тучинская, приехавшая под видом моей сестры, сама ещё девочка, научившаяся к семнадцати годам накладывать иллюзии и кружить головы мужчинам. К сожалению наставников, вторым она занималась с большим усердием, чем первым, хотя иллюзии у неё получались неплохие. Я взяла её с собой по просьбе Варвары Степановны, чтобы девочка поработала с иллюзиями под моим руководством. Кто мог подумать, что мне в первый же вечер придётся столкнуться с Диким Охотником?

И не просто столкнуться, а увести его от избранной добычи. Придётся воспользоваться Даром, чтобы привлечь к себе внимание Охотника. Но то, что у Стража вызовет лёгкий интерес, на живого мужчину подействует как сильнейший приворот.

Я предпочитала привлекать внимание мужчин обаянием, а не магией. – Как только заберёшь Яшку, уезжай, не оглядываясь, – приказала я певцу. – Иначе потеряешь сердце.

О том, что мне самой грозило потерять голову, с душой в придачу, я предпочитала не думать.

В человеческом языке не найдётся слов, чтобы достойно описать грациозность движений лунной кобылицы и струящееся по ветру серебро гривы. Даже по-жеребячьи нескладная Луночка, какой она явилась мне когда-то, была ошеломляюще прекрасной.

Это случилось тогда, когда я жила у тётушки Серафины, взявшей на себя труд обучить меня искусству такут. Каждый день мы занимались с ней в зале по несколько часов, до автоматизма отрабатывая каждое движение. Но вскоре я заметила, что тётушка не радуется моим успехам. Наоборот, каждый раз, когда мне что-то удавалось, я замечала, как недовольно та поджимала губы. И, как другие ищут признаки одобрения во взгляде и выражении лица своего наставника, так я искала признаки тётушкиного недовольства.

Но я быстро убедилась, что сердить Серафину не стоит, и, чтобы её настроение не портилось после наших занятий слишком сильно, время от времени допускала ошибки, одну нелепей другой. Зато я старалась практиковаться, когда тётушка меня не видела, и проявляла изрядную изобретательность, отыскивая для этого место и время.

Однажды ночью я проснулась, вырвавшись из кошмара, в котором бежала по бесконечной анфиладе комнат, а за мной с узким ножом в руках гналась тётушка. Поняв, что уже не усну, я решила поупражняться, благо в окно светила полная луна.

Я тихонько выскользнула из дома и спустилась к пруду. Там, под нестройный аккомпанемент лягушачьего хора я начала повторять движения, которые мы разучивали днём с Серафиной. Шаг, поворот, батман [10]… Я и не заметила, как начала танцевать, танцевать с ночью.

Я ощутила, что в искусстве такут главное не технически безукоризненное исполнение элементов, которому учила меня Серафина, а умение слиться с природой, почувствовать своё единство с ней.

Я была так счастлива своим открытием, что потеряла счёт времени. Не могу сказать, как долго наслаждалась я танцем прежде, чем почувствовала чьё-то присутствие. Обернувшись, я увидела дивное создание. Растопырив для устойчивости ножки-прутики, нервно прядая ушками, меня с настороженным любопытством рассматривал большими чёрными глазами лунный жеребёнок.

Я протянула к нему руку, но малыш всхрапнул и исчез.

Я понуро поплелась домой, жалея, что так неосторожно спугнула чудо.

На следующее утро мне даже не пришлось прилагать усилия, чтобы казаться неуклюжей. Серафина торжествовала… Теперь я понимаю, что тётушка отчаянно завидовала моему рано пробудившемуся Дару.

Обычно он пробуждался у девочек лет четырнадцати – пятнадцати, и лишь в редких случаях раньше. Я бы предпочла, чтобы и мой пробудился позже. Я предпочла бы, чтобы бескровные мамины губы не шептали еле слышно «Ат ралор ап Кетран» [ «Я завещаю тебе Дар»

Перевод с тарского], чтобы не обжигала меня боль потери и одновременно непереносимая боль обретения Дара, чтобы всю силу обретённого не пришлось мне использовать, удерживая жизнь в тщедушном тельце со сморщенным, похожем на стариковское, личиком – в долгожданном наследнике отца, своим рождением погубившем нашу матушку.

Я предпочла бы… Но мы не выбираем. Не мы выбираем судьбу. Не мы… Я поймала себя на том, что напеваю песню, любимую песню моего мужа Алексея: