Наталия Фейгина - Цветок Фантоса. Романс для княгини

– И скольких увела с собой тварь девятнадцатого ноября? – тихо спросила я.

– Не знаю, – глухо ответил он, отводя глаза. – Я из-за привязки к Этому свету не доглядел тогда. Но то, что тварь тогда обзавелась выводком, это точно.

– Выводком? Души перерождаются в тварей не сразу?

– Да.

– А спасти их можно? – с надеждой спросила я.

– Если перерождение не зашло слишком далеко, если я сумею убить тварь, не уничтожив выводок, если не оплошают светлые Стражи…

– Сплошные если, – понимающе кивнула я. И добавила, умоляюще глядя на него: – Но неужели нельзя попробовать?

Мысль о том, что душа Алексея может переродиться, казалась мне невыносимой. Почему я была уверена, что он в плену у твари? Не знаю. И всё же…

– Думаешь, я не пробовал? – горько ответил Охотник. – Тварь слишком хитра. Мне так и не удалось выманить её из логова. А там к выводку не подобраться.

Невероятное признание для того, кто никогда не упускает добычу. Я с подозрением посмотрела на Аэрта и спросила:

– А чем ты пытался выманить тварь?

Судя по тому, как едва заметно дрогнул уголок рта тёмного Стража, вопрос я задала правильный.

– Псом, – пожал плечами он. – Псом, который ещё совсем недавно был человеком.

– Был человеком, – задумчиво повторила я, чувствуя, что снова встаю перед выбором. Нет, перед псевдовыбором, потому что поступить иначе я просто не могу. Как и в ту ночь, когда состоялось знакомство с Охотником. – Думаешь, на человека клюнет?

– Да, – кивнул он. А затем, сообразив, к чему я клоню, добавил:

– Нет.

– Да, – возразила я.

– Нет, – повторил Аэрт, но уже не так категорично. Судя по блеску в глазах, он уже начал прикидывать, что получится из моей безумной идеи. – Ты понимаешь, как рискуешь?

– Не больше, чем тогда, когда бросила вызов тебе, – пожала плечами я. – Даже меньше.

И, чуть помолчав, добавила с улыбкой:

– Ты ведь меня спасёшь.

Это был вызов, который Охотник не мог проигнорировать. Но Аэрт не торопился его принимать. Долг стража и азарт охотника боролись в нём с нежеланием рисковать мной и в конце концов победили.

– Да будет так, Таливайдена, – кивнул он.

Вот так я и очутилась в Лесу. В том самом, через который меня недавно вёл Охотник. То же леденящее дыхание, та же мёртвая, в прямом смысле этого слова, тишина… Вот только на этот раз я шла одна.

И мне было страшно. Нет, не так. Мне было СТРАШНО. Страх стучал в висках, сжимал горло, каплями пота тёк по лицу… Но если в ту ночь, когда я мчалась от Охотника, страх был единым целым, то сейчас вокруг меня клубился целый рой страхов и опасений. Притом страхи перед Лесом и Тварью не были самыми сильными. Я верила обещанию Охотника. Куда сильней я боялась, что хитрая Тварь почует ловушку, что она оставит выводок в логове или не придёт вовсе…

Но мои опасения были напрасны. Она пришла. Точнее сказать, я сама пришла к ней. Лес неожиданно расступился, выпуская меня на прогалину, поросшую высокими пепельными иглами вместо травы. В дальнем конце прогалины меня ждали четыре тени. Три бледные, неровно очерченные, словно рисовавший их художник до конца не был уверен, что именно он хотел изобразить. Зато четвёртая казалась и не тенью вовсе – зияющим провалом в Неотвратимое и Неизбежное, разрывом в ткани реальности. Сердце моё при виде Твари сковал ужас… Краткую бесконечность Тварь упивалась моим ужасом, смакуя его, как знатоки смакуют вино. А потом дала знак выводку. Прозрачные тени двинулись ко мне, и их очертания вихрились, плыли, изменялись с каждым шагом. Средняя, чуть более плотная, с каждым шагом приобретала очертания звероподобные – вытянутая зубастая пасть, длинные лапы с огромными когтями, косолапая, чуть неуклюжая походка. Две другие же, наоборот, с каждым шагом бледнели, становясь всё более похожими на человеческие. И вскоре я уже могла рассмотреть лица: суровое – князя Алексея Улитина и полное мальчишеского упрямства – Альберта фон Раубена.

До них оставалось всего несколько шагов, когда Алексей поднял руку с возникшим в ней палашом, а фон Раубен выхватил откуда-то цобермейстерский жезл.

– Беги, – приказал мне муж, шагая наперерез своему товарищу по несчастью, завершавшему перерождение в тварь.

– Мы задержим, – крикнул фон Раубен, становясь рядом плечом к плечу с ним.

Я, словно опомнившись, повернулась и бросилась бежать со всех ног. Теперь дело было за Охотником, а мне здесь делать было нечего. Вот только у Твари были другие планы. Не успела я сделать и десятка шагов, как она возникла прямо передо мной. Теперь я могла как следует рассмотреть и огромные кожистые крылья, и клешни, и лапы, и щупальца… Вблизи она была ещё отвратительней, чем издали. Я ощущала смрад ненависти, источаемый Тварью, и была готова к тому, что она бросится на меня, но Тварь замерла, хищно вытянув тонкие стебельки усиков, на концах которых покачивались большие круглые глаза – дюжина, если не больше. Она смотрела мне за спину, туда, где вели свой последний бой Алексей и фон Раубен.

Я обернулась и увидела, что две полупрозрачные человеческие фигуры с трудом сдерживают напор звероподобной тени. Оставалось надеяться, что они смогут продержаться до появления Охотника.

Вновь повернувшись к Твари, я увидела, как налились тьмой её глаза. И ужаснулась при мысли, что за всеми этими лапами, щупальцами и глазами на стебельках скрывается нечто, прежде бывшее человеком. Тварь – я продолжала думать о ней в женском роде, хотя откуда-то пришла уверенность, что переродившаяся душа принадлежала в своё время мужчине – вздрогнула как от удара. И перевела на меня взгляд. И я захлебнулась текучей тьмой её взгляда. Тьма на бесконечное мгновение, пропитанное страхом и липким отчаяньем, поглотила и поляну, поросшую серым пеплом, и тварь, и меня саму, заставив позабыть, кто я и что я.

А потом тьма схлынула, и я обнаружила себя в странном месте. Во все стороны тянулась бесконечная равнина, покрытая камешками, камнями и валунами всех оттенков серого от светлого, почти белёсого до грязно-серого. Тускло-серое небо над головой мрачнело с каждой секундой и вдруг разразилось дождём отвратительного оранжево-бурого цвета. Тяжёлые, маслянистые капли обрушились на меня, обжигая и ослепляя. Я, прикрывая глаза рукой, бросилась к лежавшим неподалёку валунам, надеясь найти там хоть подобие укрытия. Но, пробежав нескольких шагов, казалось отделявших меня от камней, обнаружила, что нисколько не приблизилась к ним. Жалкая попытка протереть лицо осклизшей от дождя манжетой не помогла, и я продолжала бежать вслепую. И вскоре, зацепившись ногой за камень, потеряла равновесие, и со всего размаха полетела… Но не на усеянную серыми камнями землю, а в разверзшуюся под ногами бездонную пропасть.