Мэри Стюарт - Кристальный грот

Армия Утера победила, но когда воины попробовали разъединить огромный круг камней на Киллейре и опустить их вниз, то не смогли даже сдвинуть их. Когда же после многих усилий признали они свое поражение, Мерлин собрал свои собственные машины и при помощи их легко уложил камни на землю, и перенес их на корабли, и доставил их на то место неподалеку от Эймсбери, где решено было установить их. Там снова собрал Мерлин свои машины и возвел киллейрский Хоровод Великанов в Стоунхендже в точности так же, как стоял он в Ирландии. Вскоре после этого появилась на небе огромная звезда, обликом похожая на дракона, и Мерлин, зная, что говорит она о близкой смерти Амброзия, горько возрыдал и предрек, что королем станет Утер и что править он будет под знаком дракона, и что породит Утер сына — «чрезвычайно могучего властителя, коего могущество превзойдет всех иных правителей, чьи королевства лежат под лучами той звезды».

На следующую Пасху, на пиру по случаю коронации, король Утер влюбился в Игрейну, супругу Горлойса, герцога Корнуэльского. Он стал расточать ей знаки внимания, к соблазну всего двора, она же никак не отвечала на них, однако супруг ее, вознегодовав, покинул двор, не испросив разрешения и, забрав с собой свою жену и вооруженную стражу, возвратился назад в Корнуолл. Утер в гневе приказал ему вернуться, но Горлойс отказался подчиниться. Тогда король, разгневавшись безмерно, собрал армию и вступил в пределы Корнуолла, сжигая города и замки. У Горлойса недоставало сил противостоять ему, потому он поместил свою жену в замок Тинтагел, самую надежную из крепостей, а сам приготовился защищать замок Димилиок. Утер немедленно осадил Димилиок, поймав там Горлойса с его войсками в ловушку, пока сам он искал какой-нибудь способ проникнуть в замок Тинтагел, чтобы овладеть Игрейной. Через несколько дней спросил он совета у одного из своих знакомцев по имени Ульфин. «И дай мне потому совет твой, каким образом могу я удовлетворить свое желание, — сказал король, — ибо если не удастся мне это, то я непременно умру от горя». Ульфин, сказав ему то, что король и так уже знал — что Тинтагел неприступен — предложил послать за Мерлином. Мерлин, тронутый непритворными страданиями короля, обещал свою помощь. Посредством волшебства он придал Утеру сходство с Горлойсом, Ульфину — с Иорданом, другом Горлойса, а себе — с Бритаэлем, одним из полководцев Горлойса. Втроем выехали они в Тинтагел и привратник впустил их. Игрейна приняла Утера за мужа своего герцога, была с ним приветлива и разделила с ним ложе. И возлег Утер в ту ночь с Игрейной, «и не отказала она ему ни в чем, чего он только ни желал». И был в ту ночь зачат Артур.

А тем временем у Димилиока разгорелось битва, и Горлойс, отважившись дать сражение, был убит. Поведать Игрейне о смерти ее мужа в Тинтагел были отправлены гонцы. Когда они нашли «Горлойса» совершенно целого и невредимого у Игрейны, то потеряли дар речи, но король признался тогда в обмане, к которому прибег, и через несколько дней взял за себя Игрейну замуж.

И правил Утер Пендрагон еще пятнадцать лет. В эти годы не виделся он с сыном своим Артуром, ибо оный в ту же ночь, когда родился, вынесен был к потайной калитке в Тинтагеле и передан на руки Мерлину, который в тайне воспитывал ребенка, пока не пришло для Артура время наследовать трон Британии.

Но протяжении всего долгого правления Артура Мерлин давал ему советы и всячески помогал. Когда же Мерлин состарился, он до безумия влюбился в молодую девушку, Вивиану, которая уговорила его, в обмен на свою любовь, обучить ее всем магическим искусствам. Когда он сделал так, она наложила на него заклятье, которое связало его и усыпило; кто говорит, что случилось это в пещере неподалеку от рощи боярышника, другие верят, что в хрустальной башне, а кто утверждает, что скрыт он только окружающим его сиянием света. Он проснется тогда же, когда проснется и король Артур, и вернется в час, когда снова понадобится своей стране.

Ни один романист, решивший обратиться к эпохе Темных веков Британии, не осмелится выйти в свет, не изложив своих соображений по поводу Проблемы Наименований. Общепринято излагать причины выбора и использования тех или иных названий, а я одновременно и более, и менее виновна в непоследовательности, чем большинство других авторов. В период истории, когда кельты, саксы, римляне, галлы и бог знает кто еще перемещались во всех направлениях по бурлящей и разделенной на королевства Британии, у каждого места должно было быть по меньшей мере три названия, и вряд ли можно с точностью сказать какое название употреблялось в какое-то конкретное время. На деле же «конкретное время» рождения короля Артура приходится на период где-то около 470 г. н. э., а конец пятого века — один из самых темных периодов британской истории. В дополнение к этой мешанине я использовала в качестве источника повествования полумифологическое, романтическое описание, созданное в Оксфорде в двенадцатом веке валлийцем (или, возможно, бретонцем), который приводит названия мест и имена людей с тем, что можно назвать постнорманским акцентом, с оттенками церковной латыни. Поэтому в моем повествовании читатель найдет Винчестер наряду с Рутупиями и Динас Эмрисом и жителей Корнуолла, Южного Уэльса и Бретани вместо думнониев, деметов и армориканцев.

Первым принципом, которому я следовала в употреблении названий, было простое стремление сделать рассказ понятным. Я хотела где возможно избегать раздражающего расширения глоссария, при котором читатель должен либо отложить книгу и заглянуть в список названий, либо решить продолжать чтение не отвлекаясь и, как следствие, мысленно заблудиться. А читателям-небританцам это доставит еще больше неудобств; они ищут в глоссарии Каллеву, находят, что это Силчестер, и по-прежнему ничего не понимают, пока не посмотрят на карте. Страдает и изложение. Поэтому где только возможно было выбирать из нескольких имен, я старалась использовать то, которое сразу вводило читателя в русло рассказа: для того я иногда заставляла рассказчика перечислить все относящиеся к этому месту названия, включая даже и современное — там, где оно звучало не очень не к месту. Например: «Мэсбели, неподалеку от Крепости Конана, или Каэрконана, который зовут иногда еще Конисбургом». В других случаях я бывала более деспотична. Разумеется, в повествовании, английский язык которого в воображении читателя должен ассоциироваться с латынью или кельтским языком, на котором говорили в Южном Уэльсе, было бы педантизмом писать Лондониум там, где совершенно очевидно имеется в виду Лондон; я использовала также и современные названия мест, таких как Гластонбери, Винчестер или Тинтагел, потому что эти названия хотя и происходят из эпохи Средних веков, так богаты ассоциациями, что вполне употребимы в контекстах, где очевидно было бы невозможно употребить более связанные с современностью названия, такие, как, к примеру, Манчестер или Ньюкасл. Эти правила, разумеется, не следует считать какой-то критикой принципов работы других писателей; каждый работает так, как того требует сама работа; и поскольку работа эта представляет собой своего рода тренировку воображения, к которой никто не станет относиться как к достоверному историческому источнику, я позволила себе руководствоваться правилами поэзии: то, что сочетается просто и естественно и лучше всего воспринимается на слух, и есть самое лучшее.