Мэри Стюарт - Кристальный грот

А вот и те заросли, наверху, прямо напротив нас, по ту сторону лощины. Со склона сверху скатилось еще несколько валунов, они виднелись среди колючих кустов, как пена между стеблями камыша в тихой заводи. Их плотно обступили кусты, облетевшая бузина, похожая на пряди волос жимолость, остроконечные и упругие стебли ежевики, мерцавший в свете факелов плющ. Я остановился.

Проскользнул рядом и, цокая копытами, встал у моего плеча мул. Голос короля произнес:

— Что это? Что это? Куда ты нас ведешь? Предупреждаю, Мерлин, время твое подходит к концу. Если тебе нечего показать нам…

— Я могу показать вам немало. — Я возвысил голос, чтобы все, продирающиеся вслед за королем, могли слышать меня. — Я покажу тебе, король Вортигерн, или любому, у кого достанет смелости последовать за мной, того волшебного зверя, что лежит под твоей твердыней и гложет ее фундамент. Дай факел.

Человек передал его мне. Не обернувшись даже посмотреть, кто последовал за мной, я нырнул в сумрак зарослей и раздвинул кусты перед входом в штольню.

Вход был по-прежнему открыт, надежно укреплен перекрытиями и не утратил правильных очертаний, начинающаяся за ним сухая и ровная шахта вела к сердцу горы.

Теперь мне пришлось пригнуться, чтобы пройти под перекрытие. Я наклонил голову и, держа перед собой факел, вошел.

Мне пещера запомнилась громадной, и я был готов обнаружить, что это, как и многие другие детские воспоминания, на деле неверно. Но она оказалась даже больше, чем я помнил. Ее темную пустоту удваивало огромное зеркало воды, разлившееся настолько, что покрыло весь пол — за исключением сухого скального выступа в форме полумесяца и шириной шагов в шесть, начинавшегося сразу за отверстием ведущей в пещеру штольни. В это огромное, неподвижное озеро, как опоры сбегали из темноты ребристые выступы пещерных стен, чтобы встретиться под углом со своим отражением в воде и устремиться еще дальше вниз, снова во тьму. Откуда-то из глубины горы доносился звук падающей воды, но здесь ничто не нарушало покой недвижной глади вод. Там, где раньше струилась и капала, как из протекающего крана, влага, теперь все стены укутывала незаметно стекавшая вниз, чтобы пополнить собой озеро, тонкая блестящая вуаль сырости.

Высоко подняв факел, я подошел к самому краю. Неяркий свет огня отодвинул тьму — осязаемую, более глубокую, чем даже те темные ночи, когда мрак сжимается, как дикий зверь перед броском и давит на вас, и заставляет задыхаться подобно наброшенному одеялу.

Свет замерцал и вспыхнул на тысяче граней, когда пламя озарило струящуюся по стенам влагу. Воздух был неподвижен и холоден, звуки эха носились в нем, как птичья песня в лесной чаще.

Было слышно, как они пробираются за мной по штольне. Я спешно обдумывал свое положение.

Я мог бесстрастно поведать им правду. Мог взять факел, вскарабкаться наверх, к теряющимся во мраке выработкам, и указать на разломы, проседавшие под весом строящегося здания. Но вряд ли они стали бы слушать. Кроме того, как они неустанно повторяли, времени почти не осталось. Враг был у ворот, и сейчас Вортигерн нуждался не в логике и не в инженерном расчете; ему нужна была магия и что-то — что угодно — что обещало бы быструю безопасность и сохранило бы верность его сторонников. Сам он мог поверить голосу рассудка, но он не мог позволить себе прислушаться к нему.

Я предположил, что он сначала убьет меня, а уж затем попытается укрепить постройку — может быть, замуровав в нее мое тело. Иначе его каменщики разбегутся.

Люди прибывали, вливаясь в темное отверстие штольни, как пчелы в леток улья. Вспыхнули новые факелы, и тьма отшатнулась. Зал заполнялся цветными одеяниями, блеском оружия и сверканием драгоценностей. Глаза возбужденно блестели, когда пришедшие оглядывались вокруг с благоговейным страхом. Их дыхание выходило паром на холодном воздухе. Слышался шелест и невнятный говор — так ведут себя в святых местах — и никто не говорил громко.

Я поднял руку, чтобы помахать королю, и он вышел вперед и встал со мной у края озера. Я указал вниз. Под поверхностью воды что-то едва заметно мерцало, что-то, очертаниями напоминающее дракона; может быть, выступ скалы. Я заговорил медленно, стараясь ощутить связывающую нас нить. Слова мои падали отчетливо и весомо, как капли воды на поверхность скалы.

— Вот та магия, король Вортигерн, что покоится под твоей башней. Вот почему стены твои разрушались быстрее, чем их успевали строить. Кто из твоих гадателей мог бы показать тебе то, что я показываю сейчас?

Два его факельщика прошли вперед вместе с ним, прочие предпочитали держаться подальше. По мере того, как они подходили, свет вырастал, колышущееся пламя факелов отражалось от стен.

Пленка сочащейся воды отбрасывала этот свет, струила его вниз, где он встречался со своим отражением, так что огонь, казалось, поднимался со дна озера, как поднимаются в искрящемся вине, чтобы лопнуть на поверхности, пузырьки. При малейшем движении факелов везде мерцала и искрилась вода, струи и всплески света преломлялись, метались и сливались на неподвижной поверхности озера, пока все оно не превратилось в сплошной жидкий огонь, а вниз по стенам не побежали мерцавшие, как кристаллы, водопады света.

Казалось, вокруг меня возник въяве, в движении и вращении кристальный грот; казалось, вращается и вспыхивает усыпанная звездами полуночная сфера.

Я с трудом вдохнул и заговорил снова.

— Если ты сможешь осушить этот пруд, король Вортигерн, то обнаружишь, что лежит на дне его…

Я умолк. Свет изменился. Никто не шевелился, и воздух был неподвижен, но свет факелов колебался, ибо дрожали державшие факелы руки. Я не видел больше короля: между нами заструилось пламя. Сквозь потоки света и лестницы огня мчались тени, пещера наполнилась глазами, крыльями, тяжелым топотом копыт и алым натиском огромного дракона, склонившегося над своей добычей…

Голос кричал, высокий и монотонный, задыхающийся. Я не мог перевести дыхание. Меня ломала боль, она распространялась от паха и живота, как кровь, хлещущая из раны. Я ничего не видел. Я чувствовал, что мои руки выворачивает и вытягивает. Голова болела, поверхность скалы была твердой, по скуле струилась вода. Я потерял сознание, и меня схватили, когда я упал, и убивали меня: это моя кровь сочилась из тела в озеро и укрепляла фундамент их разваливающейся башни. Я бился в припадке удушья.

Руки мои, невзирая на боль, скребли камень скалы, глаза были открыты, но видеть я мог лишь водоворот знамен, и крыльев, и волчьих глаз, и хватающие воздух перекошенные рты, и горящий, как головня, хвост кометы, и падучие звезды, проносящиеся сквозь кровавый дождь.