Василий Сахаров - Северная война

Взмах меча – и чья-то смерть. Удар стременами по бокам ошалевшего коня, и он, сбивая очередного крестоносца, рвётся вперёд. Хлюпанье крови и крики людей. Звон металла и испуганное ржание лошадей. Хруст костей и запах вытекающего из вскрытых животов дерьма. Чьи-то лица, покрытые кровавой коркой. Танец клинков, посвист стрел и дротиков да огненные отблески редких факелов. Всё это вокруг меня, и я рвусь на вершину. Вперёд! За родину! За наш народ! За убитых и не родившихся детей! За обесчещенных женщин и девушек! За сожжённые города и веси! За будущее! За всё это мы идём на смерть и убиваем всякого гада, у кого на плаще или на одежде нашит крест! Вы, суки рваные, пришли сюда за поживой и ради того, чтобы навязать нам постылую веру, в которую не смогли обратить добровольно, и потому здесь крестоносцы найдут свою погибель!

– Убивай! Режь! Коли! Стреляй! – вновь кричу я и снова подгоняю жеребца.

Не время жалеть животину, ибо гибнут люди, да и вообще ни о чём нельзя жалеть. Есть только здесь и сейчас, а значит, рвите врагам глотки, братья по крови, и наша ярость переборет вражеский фанатизм!

Совершенно неожиданно противники передо мной закончились, и я осмотрелся. Рядом около четырёх десятков воинов, большинство – прусские витязи из Трусо. В двухстах метрах – королевская ставка, откуда Конрад Третий и Бернар Клервоский руководят сражением. Дальше справа на вершину прорываются рассеявшие врагов варяги и, если судить по кличам, витязи Святовида. Больше ничего не видно, и Змиулан указывает остриём на вражеский штаб, а моя пересохшая глотка выталкивает призыв к бою:

– Туда! Всех убить! Никого не щадить! Если сделаем всё правильно и переможем врагов, будет нам слава и благодарность великих предков, а нет, значит, сами себя винить станем! Гойда!

Снова конский топот. Усталые животные едва не валятся с ног, но выкладываются из последних сил и несут нас навстречу охранникам королевского холма, элитным рыцарям, тамплиерам и паладинам. Нас всего сорок человек, а их полторы сотни, все, кто остался подле повелителя Священной Римской империи и главного вдохновителя Крестового похода. Расклад – дрянь, могло быть и лучше, и можно было подождать подхода варягов или нашей кавалерии. Но ждать нельзя. Конрад Гогенштауфен отнюдь не дурак и имеет реальную возможность вновь собрать свои силы в одном месте и прикрыться щитами воинов. Так что мои мысли на поверхности: пока Бернар из Клерво и король будут спасать свои шкуры, они не смогут руководить остальными войсками, рассеянными вокруг.

Большую скорость нам набрать не удалось, и мы схлестнулись с рыцарями. Злые жеребцы грызли друг друга и кусали седоков. Мечи и копья пробивали латы и кольчуги, расщепляли щиты и вонзались в плоть. Крестоносцы дрались отчаянно и чрезвычайно умело, но остановить нас они всё же не смогли. По крайней мере, меня. И вскоре, оставив за спиной погибающих пруссов, я оказался перед шатром Конрада Третьего. Рядом с ним находился окружённый телохранителями и самыми знатными аристократами король, а немного поодаль, скрестив на груди руки, в одиночестве стоял тот, кого жаждал убить мой непростой клинок.

Все крестоносцы на миг замерли, я тоже остановился. Они смотрели на меня, словно я тронутый умом. Поскольку, что может одиночка против целого отряда гвардейцев, как светских, так и религиозных? Практически ничего. К тому же я, поймав взгляд Бернара, просто не мог пошевелиться, ибо в его глазах плескалась такая сила, что мне невольно захотелось спрыгнуть с коня, упасть перед ним на колени и покаяться. Реально, так всё и было. И если бы не Змиулан, наверное, Вадим Сокол поддался бы чарам прислужника тёмных богов и бросился бы в бой против своих братьев по крови. Но заточенный в сталь демон моё состояние почувствовал, и в голове раздалось змеиное шипение:

«Кинь меня-с во врага-с и можешш-шь бежать-сс. Давай-с! Не поддавайся ему!»

Голос Змиулана ослабил навеянный Бернаром морок, и, размахнувшись, я метнул клинок прямо в лицо проповедника, провозгласившего человеконенавистнический девиз «Крещение или смерть!».

«Получи, мразь!» – подумал я, проводив глазами летящий в цистерцианца меч, и усмехнулся. Однако радость моя была недолгой. Бернар выставил перед собой раскрытые ладони рук, и Змиулан упал в снег. А затем посреди битвы людей началась схватка двух демонов, одного злого, но работающего на светлых богов, а другого с виду добренького, но подчиняющегося тварям бездны.

Клинок скрылся под снежным покровом, и тут же из него показалась голова животного, по виду льва, если я ничего не спутал в полутьме, а потом появилось мощное змеиное тело, словно у анаконды. Вот таким оказался Змиулан, отец оборотня Вука Огнезмия, верного соратника славянских богов. Правда, туловище у этого демона было не очень большим, метра три с половиной, не больше.

Скажу честно, я обрадовался и уже решил, что сейчас Бернара схарчат со всеми потрохами и моментально наступит спокойствие и мир во всём мире. Но я ошибался, ибо цистерцианец, к моему огромному удивлению, тоже стал преображаться. На несколько мгновений его фигура подёрнулась дымкой, и перед Змиуланом стоял уже не человек, а высокая лохматая тварь с мордой кабана и лапами, которые были усеяны длинными острыми когтями.

«Ну, сейчас начнётся», – мелькнула у меня мысль, и в этот момент кто-то из очнувшихся вражеских рыцарей кинул в меня что-то тяжёлое, возможно, топор или дубину. Естественно, я вылетел из седла, и в голове всё помутилось. После чего пришла новая мыслишка: сейчас меня начнут бить, причём, скорее всего, ногами, это в лучшем случае. И я оказался прав.

Рыцари, которые словно не замечали, что рядом, всего в паре десятков шагов, идёт схватка двух необычных существ, налетели на меня толпой, и на моё прикрытое кольчугой и шлемом бренное тело посыпался град ударов. Ногами, руками и какими-то тупыми предметами меня молотили, где только можно, а я не мог подняться, только сжался в позе эмбриона и сквозь мельтешение закованных в доспехи рыцарских тел иногда выхватывал ход боя между демонами. Вот Бернар, или кто он там на самом деле, располосовал Змиулану морду, а тот в свою очередь ударил его хвостом по ногам и сбил наземь. Затем слуга тёмных вцепился змею в тело, а тот вонзил в него свои клыки. Два сверхсущества сцепились в мёртвой хватке, а потом снова обзор закрыли крестоносцы, и я прислушался к их возгласам.

– Расчленить его за то, что он попытался убить аббата Клерво! – закричал один.

– Сжечь язычника! – вторил ему другой.

– Некогда развлекаться! – воскликнул третий. – Насадить сволочь на клинок!

Глядя на мир лишь одним правым глазом, я увидел, что надо мной поднялся прямой рыцарский меч. Смерть вновь близка. Губы мне разбили всмятку, нос свернули набок, тело не слушалось, во рту было полно крови, которая стекала в глотку, а ноги будто отнялись. В голове пусто, а на душе почему-то очень спокойно. Пожил хорошо, память о себе оставил, потомки есть, и моё имя, если Венедия устоит, останется в веках и будет овеяно славой. В общем, можно и помирать, коль иных вариантов нет.