Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

устрашающей все народы. Не то, что старшие братья – джунгары. Без конца

воевать – это их страсть. А хунны посмекалистей – подкупы, дань, вероломство –

хорошие средства для процветания. После обеда великий хан хотел было поспать, но вспомнил о скитальцах. «Ох, все дела, ну как так можно» – пробрюзжал внутри

себя Чыдах.

– Привести этих бедняг ко мне в опочивальню, буду с ними беседу держать.

Перед ним стояли двое монахов. Первый хоть и короток, но росл, лицом суров, нос как у ястреба, щеки в шрамах. Из под густых бровей глядят черные, как

Улиендские топи, глаза. Второй молод, стоит гордо и поглядывает по сторонам.

Этот был светловолос, взгляд чистый и пытливый. «Пытливому взгляду –

достойную пытку» – усмехнулся про себя хан. Острый подбородок и большие глаза

делали лицо похожим на девичье. Если бы не пробивавшаяся под носом куцая

поросль и монашечья роба, можно бы и впрямь принять за девицу.

– Каким путем вы смели явиться ко мне в стан, что за мысли в ваших головах?

Марх приветственно вытянул руку:

– Мы – странствующие монахи бога Бадучены и исполняем паломнический

обет. Путь наш проходит через Великую степь в город Дучебы, где великий храм. К

тебе же, великий каган нас привел обычай прихода. Говорят, Джунг и Хуней друзья

нашему властителю, так и нам стоит почтить их.

Чыдах снисходительно кивнул, простер тяжелую длань:

– Я чту богов и обеты. Тулай, кинь священный камень – узнаем, что скажут

боги.

Прислужник достал из кожаного, расшитого бисером и самоцветами мешка, небольшой булыжник. Он был гладок и бел, расписан черными значками. Юноша

зажмурилси, крутанул камень и кинул его в устланную золотом ложбинку. Чыдах

молчал, ноздри зло раздувались. Потом с ненавистью взглянул на странников –

голос тих и жесток:

– Можете остаться на вечернее поклонение. Батыр, проведи наших гостей в

шатер и повяжи им красные повязи. Сегодня они наши друзья.

На небе повисли тяжелые, жаждущие разрешиться от ноши тучи. Задорно

били барабаны, хуннские дудки тянули замысловатые пассажи. Где-то вдалеке выл

с голодухи серый степной шакал. Языки пламени взвивались вверх, стараясь

лизнуть далекое темное небо, пускали снопы искр и плескали в ночь драгоценное

тепло. Днями все еще стояла жара, но сезон жатвы уже приносил ночную прохладу.

Авенир и Марх переоделись в праздничные шелковые халаты. Охранник

провел их мимо плетеной изгороди, за которой понуро скрутился калачом

небольшой муравит.

Муравиты. Юноша немало знал об этих существах. Назвали их так за

некоторое сходство с маленькими трудягами. Округлая блестящая голова с

антеннками и опасными жвалами, три пары лап, поражающая воображение

выносливость и сила. Отличались размером – в «холке» отдельные особи могли

достигать полутора метров, более массивными, затянутыми плотной черной

шкурой, когтистыми лапами и менее объемным, но удлиненным и подвижным

брюшком. Жили муравиты подземными колониями и на поверхность обычно не

выходили. Этот же… Парень задумался, в сердце кольнуло острие жалости. Или

потерян, или изгнан. И то и другое для муравита равноценно смерти.

Каган сидел супротив костра на троне из саманного кирпича, обложенного

густыми и теплыми медвежьими шкурами. То и дело раздавались тосты – «за

Джунга, силой облекшего и Хунея, даровавшего хитрость», бились медные пиалы с

молочной водкой, раздавался гогот воинов.

Хан ударил в гонг и стан молниеносно затих. Впрочем, местные кузнечики не

проявили к великому кагану должного уважения и продолжали трещать любовные

рулады. Чыдах молвил:

– Великие боги избрали хуннов за их хитрость и силу. Сегодня наш стан

посетили служители Бадучены, торбского бога, который любит то же, что и Джунг, ненавидит то же, что и Хунней. Воля их непрекословна. Джунг берет, что хочет!

Стан радостно заулюлукал, гулко заклацали о щиты кривые сабли.

Марх напрягся, Авенира прошиб холодный пот. Не хотелось становиться

приятной жертвой для кровавого бога. Пусть даже и готовились к такому – если к

смерти конечно, можно быть готовым.

– Белый камень Ралисту, подарок нашего бога, изъявил свою волю. Эти люди –

его посланники. И один из них примет участие в ритуальной битве.

Раздались радостные вопли, гоготание, забились медные пиалы. Чыдах

возгласил:

– Молодой монах будет биться с Гарудом!

Из толпы вышел рослый, бритый мужик. Круглое лоснящееся лицо,

закрученные усы, каждый кулак размером с небольшой арбуз. У Нира пересохло в

горле.

Марх наклонился к юноше и с азартом прошептал:

– Это твоя первая настоящая битва! Легко завалишь этого жирного кабана, даю

ногу на отсечение. Ты – его худший кошмар.

Чыдах тем временем продолжал речь:

– По правилам ритуала воины бьются нагими. Бой идет до тех пор, пока один

не признает поражения. Проигравший идет в рабство, либо откупается.

Барабаны начали отбивать тревожный ритм. Веселая песнь сменилась

грозными восхвалениями бога степняков-кочевников. Хунн ждал. В висках

молодого волхва стучало не тише барабанов, дыхание не хотело поддаваться, колени бились друг об друга и как-то очень захотелось в отхожее. Пересилив страх

и стыд, Авенир скинул халат.

По толпе прошел одобрительный гул – парень явно тренирован, небольшие, но

точеные мышцы блестят от пота, каждая жилка напряжена. Противник оценил

вероятную угрозу и первым не нападал. Бойцы медленно ступали по кругу, свет

пламени освещал тела – будто два древних зверя готовились к последней схватке.

Не выдержав напряжения, они бросились друг на друга. Верзила схватил юношу в

каменные объятия, зажал. Раздался хруст костей, в глазах потемнело. Авенир

расслабился и выскользнул из тисков, ударил по лодыжкам, стараясь сбить с ног.

Гаруд устоял, стеганул в ответ ногой, но лишь взволновал воздух. Юноша уже был

сбоку и лупил по ребрам. Хунн схватил парня, что есть мочи, кинул в землю. В

глазах пошла радуга, песок забивал рот и глаза, боль пронзила плечо. Авенир

сплюнул кровь. Увидел, как с левого боку на него бежит грузный противник.

Перевел взгляд – Марх делал какие-то знаки руками. Мужик был уже близко.

Юноша резко повернулся и выпрямил ногу. Раздался стон – пятка попала толстяку

как раз в межножье, тот сложился пополам. Авенир поднялся, схватил крупного за

шею и запустил коленом под дых. И еще раз. И еще. Потом откинул хунна на песок

и несильно двинул в кадык ребром ладони – убивать юноша не собирался, да и

опасно это среди озверевших степняков. Толстяк захрипел и поднял руку – сдается.