Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

Глава 11. Хижина

Узенькая тропка исчезала в глубине чащи. Вековые деревья упирались

верхушками в небо, солнечные лучи пробивались с трудом, оборванные и

побледневшие. Слева предупреждающе ухнул филин, суетливо просеменил

горностай. В глаза лезла листва, тонкие веточки царапали по щекам. Муравит то и

дело недовольно мотал желто-зеленой головой – смахивал налипшую паутину, слизывал длинным тонким языком-змейкой назойливых гусениц и жучков.

Темнота оборвалась внезапно. Путники вышли на залитый солнцем пустырь.

Животные и растения чуждались этого места. Всю поверхность кулиги устилали

белые, гладкие каменья.

– Прямо лысина Тиннейри, – горько усмехнулся Марх.

В центре пустыря скромно, пытаясь спрятаться, слиться с землей, ютилась

ветхая избенка. Бревна покосились, в соломенной крыше прорехи с кулак, от

крыльца осталась пара гнилых досок.

– Вот, здесь.

Тангир не подавал виду, что ему боязно – но ладони купца вспотели, голос

предательски подрагивал. Двое спешились, внимательно осматривали местность.

– Раньше здесь поле было, а теперь вот лес разросся. И это всего за двадцать

лет…

Авенир щурился. Солнце катилось к окоему, после лесных сумерек уходящие

лучи резали глаза. Когда очередное облако освобождало огненный шар, перед

взглядом на миг возникали красные всполохи. Юноша размышлял, что-то

неразборчиво бормоча. «Лес – это точно, вырос из-за колдуна. После смерти вся их

сила в землю уходит и та обращается в болото, иль в чащу».

– Надо в ските порыскать. Там книги остались, вещи.

– Место заклятое, не выйдем же.

Тарсянин наморщил лоб, скулы напряглись. Не нравилось ему связываться с

магией, а тут еще этот одержимый голос подает – будто и не пленник, а так, за

компанию.

– Можешь идти, Тангир. Свое дело сделал.

Купец развернул мула и торопливо исчез в трущобе. Спустя минуту тишину

разорвал пронзительный крик.

Юноша с укоризной глянул на Марха:

– Зачем отпустил? Простому смертному гремучую плеть в обратную сторону

не пересечь.

– Конечно, ты же хотел посмотреть, как у него здесь сердце от страха

разорвется? Или, того хуже, днище прорвет? Как колдун отнесется к тому, что его

белый мрамор загадили?

Мужчины вошли в покосившуюся холупку. Некоторое время стояли, мерно

вдыхая пыльный пахнущий углем воздух.

– Не стесняйтесь, гости дорогие. Нечасто ко мне люди забредают. Как-то

больше олени да горностайчики.

Раздался хлопок, в воздухе проявилась сияющая голова. Лысая макушка, борода длинная, нечесаная, строгие глаза, на крупном кривоватом носу

преспокойно улеглись внушительные окуляры. Призрачный дед улыбнулся:

– Да вы садитесь, осматривайтесь, а я пока чаю разолью.

Внутренности преобразились и грязные трухлявые развалины стали

просторными светлыми палатями. Путники нежились на кожаной софе, посреди

зала переливался цветами радуги игривый фонтан. Стены вытесаны из белого

мрамора и прекрастно обточенные колонны подпирают потолок, уходя ввысь на

четыре человеческих роста. Справа винтовая лестница вела, видимо, в башенку для

покоев. На столе возник легкий дымок – рассеявшись, обнажил пару фарфоровых

чашек. От каждой вилась тоненькая струйка, веяло хвоей и медом. Напротив софы

засветился силуэт человека. Авениру голос показался странно знакомым:

– Я колдун древнейшего рода, из племени Лиартового древа, хотя… какое

племя, это тогда были лишь кланы. Зовите меня Фитрич. Марх, ты ли это? Я твою

мать помню еще девочкой, кареглазая оторва была, в веснушках вся… Ой, а как

бывало, подбежит ко мне – дядько, дай медовый пряник. Гляжу, возмужал совсем.

Давненько тебя в селении не было. Ой, что это я, забрешился. Какое селение.

Витрбаш городом же стал. Ай-яй-яй…

Тарсянин слыхивал всякое, но подобного заявления не ожидал. Глаза заметно

округлились:

– Дед Фитрич, так ты взаправду колдун?

Старик улыбнулся:

– Нет, булки на углу пеку. Деткам на потеху.

– Как…

Колдун погрустнел, принялся гладить бородищу:

– Не все так легко в нашем мире. Подчас знания и умения оказываются никому

не нужным мусором. Время меняется, казалось бы, незаметно. И вдруг ты уже как

лапоть с прорехами, а вокруг все в сапогах из кожи бычьей вышагивают. Мед

невыгодно стало добывать еще в молодости, мороки много – собери, вывези. О

пчелах заботиться тяжко. Ну и стал я подучиваться. То тут, то там. На сходки

ведовские собирался. Я ж на отшибе живу, вот ко мне и захаживали ведьмаки, чародеи и остальные, коих честной люд чурается. А как я гостей принимаю, ты

знаешь – все секреты раскрывают. К тому ж у меня этот, дар чародейский

открылся…

Марх знал. Фитрич в свое время был зажиточным, деды его состояния копили, в еде да питие себе отказывали – но странников принимали, как царей, в роду у них

это. Мальчонку кормил до отвала – и медку и барашка не жалел. Еще и с собой даст

сотовый ломоть, да печенки в придачу.

– Зачем плеть гремучую поставил? Людей же губишь.

Авенир смотрел на призрачный образ пристально, опасаясь, что ненароком

обладатель знакомого голоса исчезнет. Фитрич по-видимому, никуда не собирался.

Он отпил из призрачной чашки, выпустил довольное «ух-х-х», да прищурился, разглядывая молодого волхва.

– Внучек, да тропиночка моя хорошему человеку ничего не сделает. От воров и

грабителей поставил. Да и любопытные чтоб не шастали. В наше-то время…

– Мы тут вещицу нашли, признаешь, чья? Нир, доставай.

Юноша выудил из мешка плотно оплетенный жилами сверток. Чародею не

нужно зреть, что под тряпками – от ятагана исходила сила, которую Авенир

чувствовал всем телом. Она будоражила и манила. Марх же или совершенно

невосприимчив к бесконтактной энергии, или только делает вид, но сидит в кресле

прямо, неподвижно – тараном каменным не сшибешь.

Старик подался вперед, присвистнул:

– Камушек мой нашли, рубинчик заговоренный! Не зря я про жилки

сообщеньице оставил. Сколько же годков назад-то его украли?

– Тангир, бывший наемник, булыжник этот нашел. И в ножик вставил. Да так

вставил лихо, что демоном домашним обзавелся.

– Вот, шельмец! Да если б он здесь был…

– Был. Плетенка твоя им поужинала.

– А, ну тогда хорошего ей сна и пищеварения. На ночь то кушать вредно.

Сидели молча, распивали чай. В чашках возникало питие, точно угадывая

вкусы гостя, на блюде без остатков исчезали объедки и возникали яства.

«Умеет дед пузо уважить» – думал Марх. Вчера сабельщик чуть было не

поддался демоническому наваждению ятагана. Убил бы беззащитного купца – впал