Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

желтую пену, становились на дыбы, выбивая из камня искры. Муравит

немигающими окулярами рассматривал окрестности. Картины перед взором

мутны, Унтц-Гаки лучше видит в темноте, но даже подслеповатый – от коней не

отставал, перебирал лапами, перепрыгивал кустарники и деревца, цеплялся за

стены. Авенир держался крепко, за пожитки не волновался – надежно примотаны к

сбруе, не спадут.

Кровавый круг опускался за горы, уродливые кривые тени росли, вечерняя

жара сменилась духотой. По воздуху летала взвесь пыли и извести, небо затягивало

тучами.

«Кровь на небе – кровь на земле».

Рокочущими волнами пронесся гром, по каменным плитах забили редкие

капли, вскипели рьяно бурунчики.

Прохлада освежала, задышалось легче. Путники придержали животных.

Авенир устало промямлил:

– Вот уж не думал, что каменный пояс такой широкий. На площади было не

так много турмов.

– Вымерли. Город пустует, остались сильнейшие.

Корво потрепал ахалтекинца, сапоги шлепали по грязи, вздымая мутные

волны. Пармен, переодевшийся в простой серый кафтан, ступал молча,

погруженный в свои запутанные мысли.

Капли сменились струями, острые водяные иглы били в лицо, холодом

пронизывало до печенок. Пармен сжался, Авенир закутался в плащ, но челюсть

дрожала, ударяла о верхний ряд зубов, вызывая жалобное клацанье. Корво на

дождь внимания не обращал, шел бодро, прямо, на оголенных руках даже волосы

не вздыбились. Повернулся к друзьям, сделал знак рукой.

– Надо где-то остановиться, переждать ливень. Скакать нельзя, коней застудим, а пешком все одно далеко не утопать.

– Но ведь турмы очнуться! Жрец скажет им, кто срубил дерево.

Пармен был бледен, губы посинели, глаза красные, невыспанные.

Бородач ухмыльнулся:

– Покажем тебя, убьют жреца, не поверят. Это если он что-то помнит. После их

оргий можно и имя свое забыть.

Волхв перекинулся несколькими фразами муравитом. Тот легко вполз на

торчащую неподалеку скалу, вытянул антенки, слез, подбежал обратно. Авенир

протянул жезл:

– Туда надо. В амбаре и схоронимся.

Корво с уважением посмотрел на волхва. Молодой, а мудр, говорит по делу. Не

так давно по путь из Глинтлея в Дольснею чуть не откинулся, а до Турмаги

добрался – даже дыхание не сбилось. И виду не показывает, что удивлен или

испуган.

Амбар – пещера из отесанных, плотно прилаженных камней, одиноко скучал

на горшечном поле. Через покрывавшие копоть стены просвечивала синева. «Еще

такой же» – подумал волхв. В Турмаге он видел один, и вот еще. В самом первом

жил староста Роуэльд. Кем же построены эти загадочные, неуязвимые здания? А

главное, для чего?

Тонкая круглая дверь отворилась без скрипа. Для амбара проход оказался

узковат, кони по-одному едва втиснулись. Внутри просторно, пахнет сеном и

полевыми цветами – будто снаружи и нет каменной неприветливой пустыни.

Авенир копошился снаружи – наконец, забежал внутрь, захлопнул дверь, громко

стукнув засовом.

Корво запалил факелы, рассовал в настенные петли. Помещение озарилось

теплым светом, просмоленные тряпки потрескивали, грели охладевший к вечеру

воздух. Дождь отбивал по крыше, мерная дробь – как через камень доходит звук? -

вселяла покой. «Необычно чувствовать безопасность, когда тебя вот-вот найдет

толпа обуреваемых яростью каменных тварей» – Авенир пристально разглядывал

внутренности помещения.

Пармен слонялся без дела, рассматривал разукрашенные неведомыми резами

стены, смотрел на отливающий синевой потолок, попинывал ворохи сена. Кони

беззаботно жевали, муравит зарылся в стог в дальнем углу. Ахалтекинец Корво

подобрался к стогу, отщипывал губищами сухоцвет. Захватил чернеющие щетинки

Унтц-Гаки, потянул на себя. Из стога появились блестящие жвала муравита, шумно

щелкнули – конь, испуганно заржав, попятился от ожившего стога.

Корво уселся на ворох пшеницы, достал фальчион. Короткое лезвие, в ладонь

шириной – больше похож на длинный ножик, нежели на меч. Выудил из тюка

точило, потихоньку шоркал, присматривался, время от времени щупал большим

пальцем острую сталь.

Авенир, закончив обход, плюхнулся на мешки с зерном, руки заложил за

голову, вперил взгляд в потолок. Губы неразборчиво бормотали, иногда срывался

возмущенный возглас – волхв то ли путал слова, то ли сетовал на судьбину. Пармен

рухнул возле стены, руки положил на колени, виновато всхлипнул.

– И куда нам дальше?

Бородач сложил оружие, достал небольшой треугольный щит – все-таки

прикупился у кузничихи, принялся рассматривать, поглаживал каждую бороздку и

выемку.

Волхв сосредоточенно сказал:

– Пока сидим здесь. Турмы не пробьют амбар. Уж не знаю, из чего сложен, но

камень его не возьмет.

– А когда провиант съедим?

– Не придумал еще.

– А я знаю. Зажарим цыгана. Потом коня его. Черед дойдет до муравита -

сладкое ж на последок. Там и подраться не лень будет. Ты, конечно, суховат и мясо

у тебя, как у мага, кислое, тухлое – но с голодухи сойдет. А там и турмы отстанут.

Авенир зевнул.

– Своего то коня конечно, под нож не отдашь. Попробую один вариант. В книге

прочел. Пусть боги нам помогут.

Обернулся к юноше:

– Пармен, просыпайся. Глаголь, отчего невесел так.

Скрутившийся в калач цыганенок, закряхтел, утер ободранный нос.

Жутковатые, налившиеся кровью, глаза пусты, безразличны. Корво добродушно

улыбнулся:

– Если вдруг обидел, назвав оборотнем, прости. Не принято у меня умышленно

людей язвить. Рассказывай, какой ты породы.

Пармен вздохнул:

– Будете ли слушать? Хотя, спешить некуда.

« В той земле, откуда я родом, ребенку не принято давать имя. Для племени

имя – священная тайна, каждый сам выбирает свое наречие в день инициации.

Наша стая жила на просторной кулиге, неподалеку от чистой широкой реки.

Прекрасное место – с первыми лучами солнца просыпаются и тянут

незамысловатые рулады ветра, вода меняет цвет, а лес наполняется тысячами

звуков. Мы, кидвары, в близком родстве с волками, почитаем их за предков, разучившихся превращаться в людей. Издревле дружбу водим, помогаем, сами

зверьем перекидываемся.

Когда я родился, шла великая борьба между нами и племенем арпейнов.

Большие черные кошки, их изящество и смертоносность восхищала даже нас –

заклятых врагов. В лесу их не одолеть – не влезают, а взлетают на деревья.

Ловили их на полянах, метали кинжалы. Настал мой день инициации. Я тогда был

еще совсем юн, девять зим. Как я ждал этого времени! Девять зим – и стану