Татьяна Корсакова - Сердце зверя

Он бросился вперед, всем своим весом повис на шее зверя, готовый душить, рвать голыми руками. Не хватило ни веса, ни силы… Оборотень всего лишь мотнул головой, а земля и небо поменялись местами. Дмитрий упал на брусчатку, ударился затылком, но не почувствовал боли. В ушах звенело, а кожа под браслетом горела огнем, плавилась. Он понял, что нужно делать. Понял, как можно справиться с тварью.

– …Мальчик, если ты решишься, то не сможешь обернуться обратно. – Выступившая из темноты Евдокия смотрела на него с жалостью.

А если не решится, человечье обличье ему уже не понадобится…

Дмитрий вцепился зубами в серебряный браслет, сжал челюсти, потянул. Он не знал, как это будет и будет ли вообще. Он не думал ни о ком, кроме Софьи. И когда небо и земля снова поменялись местами, а тело выгнулось дугой от боли и кувыркнулось в колючем, ощетинившемся тысячей иголок воздухе, он не испугался и не закричал. Он не закричал и когда приземлился на четыре лапы. Он зарычал!

Потревоженный воплями экономки замок просыпался. То тут, то там слышались испуганные голоса и топот бегущих ног, зажигались свечи и лампы. Кто-то истошно завизжал, наверное, одна из служанок забрела в кабинет. Что-то с грохотом упало и покатилось. В этом хаосе Софья не знала, как поступить, растерялась точно так же, как и остальные обитатели замка. Первым делом она метнулась к детской, подергала запертую дверь, прижалась к ней ухом, прислушиваясь. Внутри царила тишина. Слава богу, Илька крепко спал и не слышал ничего из того, что творилось в доме. А Евдокия все не возвращалась, и Софье начало казаться, что сама бы она справилась лучше, что уже давным-давно нашла бы Дмитрия. А еще подумалось, что тут, в доме, от нее мало толку, что оборотень уже наверняка где-то снаружи, ищет новую жертву. Ей нужно оружие! Случись что, зверя она им не убьет, но, возможно, сумеет задержать.

Оружейная комната была заперта, но Софья знала, Злотников хранит ключи от нее в ящике своего стола. В залитый кровью кабинет молодая женщина шагнула почти без страха. Если не считать мертвого хозяина, здесь никого не было. Наверное, капитан увел пани Вершинскую в ее комнату. Стараясь не смотреть на лежащую на столе голову, Софья выдвинула ящик, нашарила ключи, почти бегом бросилась к оружейной, с запертыми шкафами возиться не стала, разбила витрину ножкой стула, схватила ружье, зарядила. Паника сразу отступила. В коридор Соня вышла уверенным шагом. Самое время спуститься на первый этаж, направиться к восточной башне.

Не получилось. Ее внимание привлек не то стон, не то сип, доносящийся из-за приоткрытой двери, ведущей в комнату Раисы. Раиса лежала на полу, в луже собственной крови, кровью же оказалась пропитана ее ночная сорочка. Женщина была еще жива, но Софья понимала, спасти ее не получится. Как понимала она и другое: раны, от которых умирала нянька, нанесены не когтями и не зубами, а ножом, который сжимала человеческая рука…

Софья звала на помощь, пробовала остановить кровь. У нее ничего не вышло. Тело под ее ладонями сначала напряглось, а потом обмякло. Стекленеющие Раисины глаза глядели на нее с укором. Не помогла…

Из комнаты Софья вышла, пошатываясь, волоча за собой ружье, и едва не наткнулась на фон Рихтера. Рубаха его была в крови, и она испугалась, что он тоже ранен.

– Это не моя кровь, не волнуйтесь. Я пытался помочь… Софья Петровна, что происходит?

Знала бы она, что происходит!

– Вы не уплыли с острова? – спросила просто, чтобы не молчать.

– Выпил за ужином лишнего, решил отложить отъезд до утра, улегся спать, а проснулся от криков. Почему вы с ружьем?

Как объяснить ему, почему она с ружьем? Рассказать про оборотня? Поверит ли?

Не пришлось ничего рассказывать – снаружи послышалось рычание. И от рычания этого, кажется, содрогнулись стены замка. Софья бросилась к окну, прижалась лбом к стеклу, всматриваясь в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Разглядела… Отражение фон Рихтера с занесенной для удара рукой. Вот только поделать ничего не успела, затылку вдруг сделалось невыносимо больно, а потом все померкло…

…Боль же и вернула Софью в сознание в тот самый момент, когда фон Рихтер швырнул ее на землю, к лапам желтоглазого чудовища. От чудовища пахло так, что желудок свело судорогой, серая шерсть его была слежавшейся, влажной от крови, кровавая слюна падала на брусчатку и на Софьины туфли. Она попыталась отползти, уже понимая тщетность этой затеи. Разве можно убежать от чудовища? И остановить его тоже нельзя. Голыми руками никак нельзя. А Дмитрий пытался. Повис на волчьей шее, оттаскивая тварь от нее, Софьи. Она никому не помогла. Только сделала хуже, заставила рисковать ради ее спасения…

– Дима! – Ее отчаянный крик слился с волчьим рыком. Оборотень мотнул головой, и все… не осталось у нее больше защитников. Никого у нее больше не осталось.

– Не ту сторону вы выбрали, Софья Петровна. – Фон Рихтер говорил сочувственно, а смотрел весело, словно видел что-то необычайно забавное. – Этакую мощь разве может победить простой человек? – К оборотню он шагнул безо всякой опаски. – Простой человек не может, а вот разумный всегда попробует договориться, найти свою выгоду.

– Вы убили Раису… – Ей не нужен был ответ, она и сама его знала. – Это ее кровь на вас.

– Ей просто не повезло, она увидела то, что не должна была видеть. Вам, Софья Петровна, тоже не повезло. Мне очень жаль.

Загорелая рука фон Рихтера ласково коснулась окровавленной морды зверя.

– Видишь, каким полезным может быть разумный человек?

Софье показалось, что оборотень тоже протягивает профессору лапу, совершенно по-собачьи. Всего лишь показалось, потому что в следующее мгновение лапа взлетела в воздух, а следом за ней в воздух взлетела голова фон Рихтера, ударилась о стену замка, закатилась в кусты роз. А тело, такое живое, такое самоуверенное еще пару секунд назад, сначала упало на колени, а потом повалилось навзничь. Все это было похоже на дурной сон, очень отчетливый, очень красочный. Сон такой ни за что не забыть после пробуждения. Если удастся проснуться…

Соне не удастся. Оборотень перешагнул через тело фон Рихтера, потянулся к ней. Вот так… Никому-то она не помогла: ни Дмитрию, ни Ильке, ни отцу. Глупо как все, как страшно…

Когтистая лапа снова взмыла в воздух, на сей раз, чтобы отнять ее, Софьину, жизнь, но не отняла. Не успела.

Воздух задрожал от грозного рыка, и перед тварью, заслоняя Софью, вырос огромный зверь со шкурой удивительного серебристого цвета.

– Дима! Димочка! – кричать не получалось, получалось только хрипеть, беспомощно наблюдая, как сцепились в смертельной схватке два волка: кровавый и серебряный. – Что ты наделал?..