Кирилл Клён - Команда бесстрашных бойцов

Гвоздь виновато вздохнул:

– Уж пришлось. Прости меня… Магический автомат такого класса раз в десять легче и безопаснее завести, чем выключить.

Даня с подозрением спросил:

– А сейчас-то? Я насчет Прялки.

– До уровня Прялки я не добивал никогда… – пожал плечами Гвоздь, – боюсь, среди тех, кто ее ставил, был хотя бы один… не совсем человек. Или очень сильный каббалист старой школы. В смысле, инициированный еще до Эпохи Вторжения.

– Не добиваешь? Ты?

– Это вам, ребята, я кажусь монстром. Лет двадцать назад, среди той, первой , команды я был бы не первым, не десятым и даже, вероятно, не тридцатым. Тогда собрались такие люди… о! некоторые их способности в наши дни никто не в состоянии оценить. Ха! Оценить. Да хотя бы представить себе достоверно! Генерал поморщился.

– Я, Гвоздь, доволен, что ты такой слабак. Зато ты уж точно человек.

Гвоздь хотел, было продолжить рассказ, но неожиданно осекся. Задумался о чем-то своем и молчал минут пять. Даня знал: в такие моменты бесполезно тревожить мастера, пытаться вернуть его к делу. Он сам вернется, когда закончит разбираться со своими мыслями и переживаниями. У Гвоздя просто способ думать иной, чем у Дани, его команды и большинства парней в других командах.

Наконец мастер заговорил:

– Когда-нибудь мы с тобой поговорим про это. А сегодня, с твоего позволения, я продолжу нашу милую беседу о Прялке.

– Всегда пожалуйста.

– Даня, сейчас в Москве всего один «чистый остров» – блуждающая территория приблизительно метров на пятьсот во все стороны от Прялки.

– А остальные? Ну, кроме Охотника и Давила.

– Тихое Место обезвредил Макс Карамаякис, мой учитель. Последняя его работа… А Шкаф Каббалиста взяли гоблины. Положили там полсотни солдат и двух магов, а потом все-таки разрядили устройство. Правда, больше в «чистые острова» они не лезли, видно, решили, что не стоит оно таких потерь.

– Прялка была самой мощной из пяти?

– Во-первых, да. Во-вторых, она свихнулась.

Генерал молча ждал объяснения.

– Даня, те, кто ее устанавливал, рассчитывали на простой антигоблинский эффект. Иными словами, любой гоблин, появляющийся на дистанции не более пятисот метров от Прялки, распознавался как приемлемая цель и немедленно уничтожался. И первые лет пять Прялка работала безотказно. Потом она совершила очередное, можно сказать, плановое, давно предсказанное исчезновение. А когда вернулась, то распознающий элемент здорово расширил диапазон целей.

– Добавил людей в список «приемлемых целей»?

– Если бы только людей! Уничтожаются все, кто на протяжении определенного периода проявляет способность к логическому мышлению. Короче говоря, гоблин в зоне недоступности загибается сразу, человек – после небольшой паузы секунд на двадцать, у вампира пауза малость побольше, у низшей нечисти еще больше, а псу позволительно гулять сколь угодно долго. Если, конечно, эта милая собачка не вздумает курочить блок автономного управления: у всех магических машин, построенных мастерами-хранителями, защита от взлома отменная, так что собачкин хвост отнесет на километр от собачкиного носа.

– Я одного не пойму, старик. Неужели никто из твоих собратьев-умников не впендюрил в машину коды безопасного отключения?

– Коды были. Только все, кто их знал, давно мертвы.

– Поня-атно. До того, как мы начнем тактические планы строить, надо бы выяснить одну мелочь

– Да?

– Отчего мы с этой штукой должны торопиться? Я по роже твоей давно понял: торопиться надо. Но какого ляда, старик, ведь она стоит себе и стоять будет еще хоть тыщу лет не суйся туда, и будешь жив-здоров… Так зачем она тебе срочно занадобилась?

– Срочно – не срочно… это вопрос месяцев, Даня. Но уже не лет и не десятилетий. Я ходил к Прялке с аппаратурой в самом начале года и зафиксировал очень неприятное изменение: расстояние, на котором цель распознается, составляло не пятьсот метров, а шестьсот пять. Еще разок я прогулялся туда в мае. Думал, может, ошибочка вышла, надо бы проверить… Шестьсот семнадцать метров. А в июле было уже шестьсот двадцать два. Рост подконтрольной территории ускоряется. Что ты на это скажешь?

Даня прикинул все плюсы и минусы.

– Вот что скажу: раньше чем через две недели мы туда не сунемся. Ты не в форме, а я не в теме. К тому же я плохо знаю тамошнюю местность. Зато когда пойдем работать, все будет всерьез.

– Я не в форме? У тебя всегда была склонность к преувеличениям, мон шер.

– Да хрена ли выдрючиваться? Ты кусок дерьма, старик. «Не в форме» – это я так, из вежливости сказал.

Мастер спорить не стал. Даня всегда проявлял сверхъестественное чутье на чужую силу и слабость. Раз он говорит: «Кусок дерьма», – значит, кусок дерьма. Но Гвоздева мятежная натура не дала ему спокойно отступить.

– Ты, может, и прав, Даня, но врезал я тебе утречком как надо. Чувствительно врезал.

Генерал с полминуты подбирал слова, желая выразиться повежливее.

– Я… это самое… обрадовался, когда ты хотя бы попал по мне.

Гвоздь шутливо поднял руки. Тут он вспомнил о пироге и о кофе. Перерыв пришелся очень кстати. Мастеру и генералу предстояло еще двенадцать вечеров провести за одним столом, высчитывая подходы к Прялке, вооружение, снаряжение, хронометраж, – ссорясь и мирясь, отыскивая самый оптимальный вариант… А именно тот, который обеспечивал обоим счастливое возвращение домой.

Стоило ненадолго расслабиться перед началом кампании.

– Я, кстати, хотел тебя спросить, старик: ты вообще-то просек, почему мы сегодня праздничный пирог кушаем, почему я с тебя сегодня наручники снял?

– Откуда? Я ведь не телепат, Даня. Должно быть, какой-то срок подошел, вот ты и снял…

– Хм. Не телепат, говоришь? А зателепать умеешь не хуже семейки голодных упырей. В таком деле сроков никто не знает. Выбери любой день, и будет пятьдесят на пятьдесят: может, подходящий день, а может, и нет… В общем, сегодня твой день рождения. Сам-то не забыл? Поздравляю, старик. Тебе двадцать один, и не сегодня-завтра ты превратишься в старую заваль, реально.

Гвоздь долго молчал. Ему сделалось грустно. Жизнь уходит, осталось ее совсем чуть-чуть. И мозги уже не те, а уж о руках-ногах-дыхалке и говорить нечего. Были у него высокие планы, и хотелось сотворить нечто потрясающее, вровень со старыми мастерами, теми, что собрались в тридцать пятом для тайной борьбы. И ничего у него не получилось… то есть по мелочам он наваял много всего, но это же мелочи, игрушки. Время протекло между пальцами, и старость тут как тут. Он не успел. Жизнь была яркая, пестрая, сумасшедшая, вроде бы нет причин жалеть себя. Но в чем-то главном он крепко опоздал. Кто у него есть, что у него есть? Остатки дара да этот балбес, сидящий напротив.