Олег Синицын - Скалолазка

Я поднялась. Мотала головой, стряхивая пыль с волос.

– Чего молчишь? – поинтересовался Бейкер.

Я гордо вздернула подбородок, возвела глаза на узкую полоску неба между скал, словно непримиримый политический узник.

– Ладно, молчи-молчи…

В следующее мгновение он так сильно толкнул меня в спину, что от неожиданности я едва не проглотила драгоценную добычу.

Вот мучений было бы! Я не йог, чтобы глотать стекла без последствий для здоровья.

Но все обошлось.

Гродин далеко обогнал нас, и, когда мы вышли на луг, он уже входил в палатку. На ее пологе красовался герб университета Йорка – щит с тремя соборами.

Хоть бы университет не позорил!

Возле развалин меня вдруг охватила паника: как Бейкер будет спускать меня обратно к Овчинникову. А вдруг бросит! Высота – метров семь. Я себе ноги переломаю о каменный пол!

Ух, кажется, свободный полет отменяется: турки приготовили веревочную петлю. Бейкер поставил меня перед отверстием и накинул петлю на шею. Потом криво усмехнулся:

– Может, так тебя и спустить?

Я молчала. Многое могла бы высказать ему, и неизвестно чем бы дело кончилось. Но на свое же счастье во рту я прятала осколок.

Бейкер расправил веревку, опустил на мою талию и туго затянул.

Черт! Статическая… Эти гамадрилы вряд ли имеют представление, как транспортировать человека. Рванут еще… Не поломали бы меня!

Двое турок взялись за другой конец веревки. Слабина приличная. Эй, так нельзя!…

– Прыгай! – велел Бейкер, подталкивая меня острием ножа.

Я прыгнула. Веревка врезалась в поясницу. Я бы заорала, да стекло во рту не позволяло.

Косолапые турки опускали непрофессионально, рывками. Веревка все больнее врезалась в тело, и мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Руки бы им поотрывать за этот спуск или самих так подвесить!

Когда до пола оставалось около метра, я услышала сверху щелчок. Что-то знакомое… Но вспомнить не успела. В следующую секунду перерезанная веревка лопнула, и я грохнулась на камни, освободившись от мучительной петли.

Обрезанный конец свалился на меня.

Жива. И слава богу. Эх, попить бы еще.

– Алена, как ты? – раздался осторожный шепот Овчинникова.

В окне торчала голова Бейкера, и я не смела шевельнуться, тем более ответить Лехе. Только когда тень Лопоухого исчезла, я отползла к стене.

Свет постепенно меркнул. Наверху наступал вечер. Горло мое напоминало полдневную африканскую пустыню. Я прикоснулась губами к камням стены, но на них, как назло, не было ни капли влаги. Один песок.

Овчинников выспался за день, и к вечеру в нем вдруг прорезался оратор. Он рассказал про всех подружек, с которыми переспал за время разлуки со мной, красочно описав недостатки каждой. Когда подружки закончились, обрисовал внутреннее устройство ночных московских клубов, перечисляя количество столиков и охранников. Последних он помнил по именам. Видимо, не раз имел с ними дело. Потом неожиданно переключился на размышления о сущности человека:

– Бренная душа на самом деле принадлежит Господу. Следовательно, человек не волен ею распоряжаться, он как бы арендует душу у Всевышнего. Расплачивается своими чувствами, мыслями, поведением, угодными тем, кто работает в прокате душ. И что же получается? Из-за какой-то жалкой душонки мы должны лишать себя прелестей массовой культуры, винно-водочной продукции? Практически постричься в монахи? Монашество – вот сущность, навязанная нам арендованной душой! Так на хрена такая аренда вообще нужна?!

Посмеиваясь, я пилила веревки стеклянным осколком. Процесс небыстрый, но время есть. Можно резать до тех пор, пока от обезвоживания не начнутся галлюцинации и я случайно не рубану по венам.

Осколок небольшой, кисти крепко стянуты, так что работать очень неудобно. Но я старалась. Пыхтела и не отступала. Ведь я упрямая.

На небе уже горели звезды, гомон из лагеря наверху утих, сменившись стрекотом цикад, а Леха все не мог угомониться. Или он так утолял жажду и голод?.. Как бы то ни было, но теперь мой бывший заливал про исследования срезов льда в Антарктиде. Ума не приложу, где он это услышал. Книг и журналов Леха не читал. Не иначе нажал не ту кнопку телевизора и случайно включил канал Дискавери.

Наконец сдалась последняя веревка, я расправила руки и поднялась во весь рост. Леха замер на словах «гляциологическая обработка данных».

– По-моему, – сказал он, – у меня начались видения. В последний раз такое было, когда я поспорил в «Гранд-Динамо» с одним типом, что выпью больше него.

– Ты продолжай пока рассуждать про гляциологию!

Ноги плохо слушались. Еще бы. Просидела часов пять!

Подошла к Овчинникову и стала резать веревки, а Леха послушно затарахтел про исследования полярного льда, но как-то без энтузиазма.

На Лехины узлы мне понадобилось минут десять. Когда его руки оказались свободны, он замолчал и поднялся, опираясь на стену.

– Что же дальше? – спросил он. – У тебя и семиметровая лестница где-нибудь припрятана?

– Я сама себе лестница.

На камни, из которых был сложен подвал, я уже давно поглядывала. И решила, что добраться по ним до светового окна не сложнее, чем влезть на стеклянный небоскреб «Мэйн Тауэр». Вот только скальных туфель нет, поэтому на своде придется тяжеловато. Зацепы там имеются, но выдержат ли пальцы тяжесть тела?

Вокруг пояса я обмотала огрызок веревки, на которой Бейкер спустил меня в подвал, стянула кроссовки.

Выбрала щели в кладке, ухватилась за них, поставила правую ногу на крошечный выступ и оторвалась от пола.

Леха с открытым ртом смотрел на меня.

– А что делать мне? – спросил он.

– Жди пока, – откликнулась я.

Некоторые выступы едва прощупывались, пальцы с трудом цеплялись за них. Здорово пригодился бы «скайхук». Поверхность – как раз для него. Только все мое снаряжение осталось в кустах дикой малины на окраине селения Малоко.

Семь метров по стене я преодолела минут за десять. Это не проблема. Почти как тренажер, который я прохожу раз по двадцать за тренировку.

А вот по своду я еще не ползала без крючьев и страховки. Тут нужна тройная осторожность!

Я отцепила правую руку и стала ощупывать потолок. Кажется, нашла щель между плитами. Вставила пальцы и оперлась на них, чтобы освободить вторую руку.

Для нее зацепа не было, зато обнаружилась расщелина, в которую я вставила кулак. Итак, руки уже на потолке, а ноги еще на стене. Пора их перебазировать.

Нащупывая упор, согнула ногу, словно обезьяна.

Нашла, уперлась… Теперь вторая нога…

Вот я и на потолке!

До светового окна осталось не больше трех метров. Но дались они с превеликим трудом.

Почти возле самого отверстия вспотевшая правая ступня выскользнула из щели в каменной плите. Левая нога, не имевшая достаточной опоры, тоже сорвалась, и я повисла на руках… Да что там – руках! На трех с половиной пальцах!