Андрэ Нортон - Ковчег повелителя зверей

Вокруг лежала пустыня, а за ней, вдали, небо обрамляли смутные силуэты Пиков. Когда взойдёт солнце, небо сделается нежно-сиреневым. Заканчивался сухой сезон, и даже глубокой ночью жара стояла невыносимая. Странные цветы, смахивавшие на пухлые комья ваты, съёжились и поникли. В это время года любое живое существо, дабы остаться в живых, старалось передвигаться как можно медленнее и держаться подальше от раскалённой пустыни. Но именно туда мчался зверь. Он вылетел из предгорий Пиков на границу пустыни и теперь углублялся все дальше в пески. У него были на то причины.

По краю страны песков, окружённой зубчатыми скалами, — страны, которую люди называли Великим Унынием, бежал, задыхаясь, охромевший якобык. Это было сильное животное, но и ему бежать уже было невмоготу. Копыто, рассечённое о камень, вызывало нестерпимую боль, однако его настигал ползучий ужас, и якобык не замечал боли. А вот жажды не замечать он не мог. В пустыне же какая вода, и потому зверь медленно, но неуклонно слабел. Если мчаться во весь опор, можно оставить преследователей далеко позади, хотя они были упорны и неутомимы. Стоило якобыку остановиться передохнуть, как они снова настигали его. И вот наступила минута, когда он не мог больше бежать — всё его существо жаждало воды. Силы зверя иссякли, и он повалился на колени. Он отдохнёт и будет сражаться, раз не сумел спастись бегством…

Но преследовавший его ужас был слишком силён, и якобык снова, пошатываясь, поднялся на ноги. Преследователи приближались. Они не знали иных чувств, кроме стремления догнать и убить. Неутомимо преследовать, пока не появится возможность убить. И не столь уж важно, сколько продлится охота. Они рекой текли по голым камням, пересекали русла высохших рек, шуршали в голом кустарнике. Они охотились — и ничто не могло сбить их со следа.

Якобык снова пошатнулся, остановился и медленно опустился наземь. Воды не было, жара стала невыносимой, он бежал слишком долго, и сердце не выдержало. Судьба была к нему милосердна — якобык умер прежде, чем его настигли охотники. Его плоть была ещё тёплой и кровь не застыла в жилах, когда они приступили к пиршеству. Хотя им пришлось бы куда больше по вкусу, если бы он был жив.

А на огромном корабле, плывшем в глубинах космоса к той самой планете, где якобык не сумел уйти от погони, сидела и работала девушка. Она сосредоточенно опустила голову и поджала губы. Сирота, племянница учёного, возглавлявшего команду корабля, она умела и любила работать и была полностью поглощена ею.

Тани сращивала гены, когда в маленькую лабораторию вошёл дядя Брайон. Он заглянул через её плечо и одобрительно улыбнулся.

— Молодец, молодец. Сурикаты нам нужны, и чем больше, тем лучше…

Тут его взгляд упал на игральные кости, валявшиеся на генной карте, и он изумлённо вскинул брови.

— Милочка, а это тебе зачем? Тани хихикнула.

— Ну, дядя Брайон, ты сам виноват! Ты говорил, что гены комбинируются случайным образом. Вот я и бросаю кости каждый раз, как мне нужно определить какую-то комбинацию.

Ей нравилось создавать сурикат. Они были родственниками мангуст, жителями африканских пустынь и охотились на змей и прочую мелкую живность. Внешность сурикат обеспечила им успех в мире людей. Длиннотелые, узкие, гибкие, почти как норки. При этом у них была желтоватая шёрстка, более короткая и грубая, чем у норки, и огромные глаза с тёмными «очками», из-за которых глаза сурикат казались ещё больше. Люди самой природой были запрограммированы на то, чтобы относиться с симпатией к таким большеглазым зверушкам. Сурикаты жили семейными группами, объединёнными горячей взаимной привязанностью. Чтобы оглядеть окрестности, они часто поднимались столбиком, напоминая маленьких человечков. Сурикаты не лезли в драку без крайней необходимости, но уж если приходилось вступать в бой, сражались дружно и умело. Короче, у них были все данные, чтобы обаять людей, и Тани обожала этих зверушек.

Дядя весело улыбнулся ей в ответ.

— Работай, радость моя, как хочешь, главное, чтобы дело двигалось. Смотри только, чтобы Джарро о твоём методе не пронюхал. А то ведь его, чего доброго, удар хватит.

По лицу девушки скользнула чуть заметная тень. Брайон заметил это, но ничего не сказал. Их уважаемый коллега — попросту надутый самодовольный болван, который не в состоянии ужиться решительно ни с кем! Брайон подозревал, что Тани от него особенно достаётся.

Это и понятно, со вздохом подумал он. Джарро пахал как вол, чтобы получить назначение сюда, на «Ковчег», и, естественно, считал, что племянницу руководителя включили в штат исключительно по блату. К тому же родители Джарро принадлежали к числу ишанских первопоселенцев. Раньше такое происхождение обеспечивало достаточно высокий статус, но теперь эта планета, как и старая Земля, была уничтожена. И Джарро страдал, как и многие миллионы людей, оставшиеся ни с чем после гибели своих родных планет.

Брайон похлопал Тани по плечу.

— Смотри не перетрудись! Мы скоро приземляемся на Арзоре.

— Не бойся, дядя Брайон, не перетружусь! Я только хочу довести эту последнюю пару сурикат до состояния готовых зародышей.

Брайон проглядел лежащий у неё на столе список и кивнул.

— Ещё три самки и четыре самца… Хорошо. При наличии генетического материала от тех, других сурикат с Арзора нам удастся воссоздать вполне жизнеспособный генофонд.

Он снова улыбнулся Тани.

— Вот и ещё один вид, который нам удастся отвоевать у ксиков!

— Да, я знаю, — ответила Тани. Голос у неё задрожал. — Но сколько мы потеряли, сколько потеряли! Нам приходится даже разыскивать уцелевшие команды повелителей зверей, а многие из них ведут себя как последние эгоисты! Вспомни хотя бы этого мерзавца с Фремлина, который не подпускал нас к своим животным и даже образцы тканей взять не разрешил! Сказал, что это якобы причинит им ненужные страдания. А Мартен ещё встал на его сторону!

— Да, помню, помню. Но Мартен от нас ушёл, а образцы мы всё-таки получили. Заканчивай пока то, что делаешь. И подумай о том, что мы пробудем на Арзоре никак не меньше трёх месяцев. Только представь себе: ты дашь Мэнди полетать, койоты смогут побегать по пустыне…

Кивнув, девушка снова склонилась над рабочим столом. Брайон улыбнулся. Иногда он задавался вопросом, правильно ли они поступили, оставив Тани при себе. И, выходя из лаборатории, он снова подумал об этом. Его сестра была ирландка, как и он сам. По крайней мере, ирландка по крови, несмотря на то что последние три поколения их семьи жили в Аризоне.