Марк Ланской - Битые козыри

— Конечно. Я выполняю ваши приказания.

— Я не об этом… Понимаешь ли ты, что истребляешь живых, ни в чем не повинных людей?

— Понимаю. Ведь именно это вы от меня и требуете. Может быть, я выполняю ваши приказания не достаточно быстро?

— А если бы я приказал тебе убить меня?

— Из какого оружия?

— Не все ли равно. Ты выполнил бы и такой приказ?

— Конечно. Нет такого приказа, которого я не вы полнил бы. Если он подан вашим голосом.

— Хорошо. Уходи и жди моих приказаний.

***

Видеозапись эксперимента смотрели в Кокервиле. Когда М-123 стал расстреливать детей, Сэм VI поежился в кресле и, потирая руки, сказал:

— Хорош! Дурак, но хороший дурак!

Боулз сосредоточенно, глазами специалиста следил за каждым эпизодом. Он как будто боялся моргнуть, чтобы не пропустить интересной детали.

— Ты превзошел самого себя, Дэви, — милостиво сказал он, когда демонстрация закончилась. — Пришли его ко мне. Он будет моим адъютантом.

— Этот экземпляр не годится, — замялся Торн. — Он настроен на мой голос и выполняет только мои приказания.

— Очень плохо, — нахмурился Боулз. — Нельзя, что бы его деятельность зависела только от тебя. А если ты завтра отправишься к праотцам или свихнешься? Перестрой его на мой голос.

— Но с вами может случиться то же, что и со мной, — рассердился Торн.

— Я тоже хочу, — встрял между ними Кокер.

— Нет, Сэм, тебе он не нужен. А обо мне, Дэви, заботы можешь не проявлять. М-123 — мой заказ. И кому он будет подчиняться, решаю я. Вообще, в этом — уязвимая сторона конструкции. Он должен перестраиваться на разные голоса в зависимости от обстоятельств.

—Этого я сделать не могу. И не считаю целесообразным. Если он сегодня выполняет приказы одного, а завтра — так же послушно — приказы другого, на него положиться нельзя. Мы не можем полностью исключить возможность того, что он попадет во враждебные нам руки.

— Ты стал слишком много рассуждать, — громче, чем следовало, оборвал Торна Боулз.

— Я пока не М-123, — с трудом сдерживая под ступившую ненависть, напомнил Торн.

— Не будем пререкаться из-за пустяков, — примиряюще сбавил тон Боулз. — Перестрой его на мой голос и пришли ко мне. Запускай серию в двадцать четыре экземпляра. И они подчиняются только мне. Это не игрушки, Дэви. Или ты собираешься стать полководцем? — изображая улыбку, спросил генерал.

Торн уже остыл. Он понял, что ему пока остается делать то же, что и М-123, — безмолвно подчиняться.

Доклад председателя парламентской комиссии по иностранным делам вызвал у Кокера бурное негодование. Его память по какому-то странному капризу природы сохранила весь запас ругательств, который накапливался с юных лет. Сэм VI не мог запомнить, о чем шла речь час назад, а самые замысловатые конструкции бранных выражений продолжали жить в его мозгу во всей неувядаемой свежести. Поэтому и негодование по адресу докладчика Кокер выразил достаточно сочно:

— Я правильно его понял, Том? Он требует, чтобы этот вонючий законопроект был принят парламентом?

— Именно так, Сэм.

— Он предатель, Том! Его купили!

— Вполне возможно.

Законодатели дискуссировали по открытым каналам, не покидая своих резиденций, разбросанных по всей стране. Один из них принимал участие в прениях, даже не покинув Луны, где его дочь надумала рожать.

Обсуждался законопроект о присоединении к международному соглашению о всеобщем разоружении. Выдвинутый президентом, он уже много лет кочевал по комиссиям, обрастал поправками, откладывался, снова обсуждался. Но на этот раз обсуждение проходило в накаленной обстановке. По призыву Всемирного Комитета Бдительности во всех странах люди требовали переходить от слов к делу. Даже средства информации, щедро оплачиваемые корпорациями, не могли скрыть от соотечественников Кокера грозного предупреждения Комитета о назревающей катастрофе. Не было семьи, где бы не поселилась тревога за свое существование.

— Неужели эти болваны примут его? — приставал со своими нелепыми вопросами Кокер.

— Нужно быть к этому готовым, — спокойно ответил Боулз.

— А что делают те мальчики, которым мы отвалили кучу денег?

— Они сделали все, что могли. Но твердое большинство им обеспечить еще не удалось.

— Почему?

— Деньги иногда дают осечку, Том. Депутаты запуганы. Каждый боится за свою шкуру. А больше всего они боятся избирателей. Это миллиардное стадо давит на них. Всем хочется спать спокойно.

— А революции они не боятся?

— Тоже боятся, но чего больше, сами понять не могут.

— А разве наши горлопаны не объяснили им, не сумели запугать?

— Пугают, Сэм, пугают. По всем каналам. Днем и ночью. Лучшие языки страны: профессора! комментаторы! пророки! Но что поделаешь, если у этой скотинки нет мозгов. От всего готовы отказаться, лишь бы никто не мешал им жевать, хрюкать, покрывать баб.

— Но если этот закон примут, мы потеряем все заказы, — сообразил вдруг Кокер.

— Не только заказы. Всё потеряем.

У Кокера от ярости слюна на губах вскипела пузырями. Он кричал, топал ногами и даже пытался укусить себя за локоть. Боулзу стал смешон этот старик с молодыми глазами, гладкой кожей, крепкими руками и ссохшимися мозгами.

На экране сменяли друг друга ораторы. У них были разные точки зрения и разные манеры убеждения. Некоторые, взбалтывая кулаками воздух, доказывали, что представленный законопроект отдает страну на милость безбожникам и означает конец света, приход антихриста, торжество сатаны.

Были и другие. Они приводили цифры и факты. Они подсчитывали мегатонны накопленной взрывчатки. Называли количество минут и секунд, которые потребуются, чтобы эта взрывчатка обрушилась на головы людей и поразила их, где бы они ни спрятались. Деловым языком описывали они, что случится с атмосферой, протараненной космическими лучами, с континентами, сдвинутыми с места искусственными землетрясениями. В случае войны, убеждали они, спасения не будет и не может быть. Не останется ни побежденных, ни победителей.

Проходивший одновременно с прениями экспресс-анализ общественного мнения позволял судить о динамике роста или падения популярности президента и его законопроекта.

***

Эти же процессы интересовали Лайта и Милза. В отличие от компьютеров, которые поддерживали постоянную связь с избирателями, фиксируя их «да» и «нет», Минерва анализировала голограммы и докладывала свои выводы еще до появления результатов опроса.

Выступал Джери Пурзен, один из самых яростных противников законопроекта.

— С голограммой этого деятеля вы уже знакомы, — напомнила Минерва. — Его Инт никогда не поднимается выше пятой ступени. Все его мысли определяются только инстинктами первичного самосохранения, заботой о личном благополучии и страхом это благополучие утратить. Что бы ни говорили его оппоненты, он будет твердить свое. Понять противника, учесть и оценить чужие доводы, внести поправки в свои умозаключения он не хочет и не может. Ему важна не истина, а победа. Характерна и ограниченность прогноза. Он не способен предусмотреть даже ближайшие последствия своих слов и поступков. Ему важны сиюминутные результаты, немедленное удовлетворение его сегодняшних желаний. По окраске главных ветвей первого ствола вы видите, как напряжены его определяющие эмоции: корыстолюбие, страх, ненависть.