Феликс Разумовский - Вселенский расконвой

– И не насовсем, и не надолго, – улыбнулась Дорна, – а как получится. Все так изменчиво в этом мире. Ты ведь знаешь.

– Да, все течет, все меняется, – согласился Бродов, задумчиво кивнул, а между тем вернулся Серафим.

– Вот, томатный. Соленый. С мякотью. Из концентрата.

Говорил он вяло, безо всякой интонации, словно выработавшая свой завод механическая кукла.

– Молодец, – похвалила его Дорна, попробовала сок и снова, словно выстрелила, щелкнула пальцами. – Ладно, просыпайся. Садись. Надо поговорить.

И сейчас же с Серафимом произошла удивительная метаморфоза – он опять сделался живым, превратился из механического истукана в полнокровное чувствующее существо. Сел, хлопая ресницами, и с непониманием уставился на Дорну.

– Простите, это не вы тогда с Аларихом [29]? У Северных ворот? И не вы ли это звонили на той неделе? Ну, насчет этих мудозвонов Миши и Паши?

– Э, давай-ка, друг любезный, здесь все вопросы задавать буду я, – не ответила ему Дорна, ухмыльнулась и поставила опустевший стакан. – Ты вот слышал, что вино и бабы – комбинация взрывоопасная? До добра не доводящая, а совсем наоборот? Что, слышал? Молодец. Тогда к Зинуле своей блядской присмотрись со всем вниманием, на трезвую голову, не через призму гормонов. Ты думаешь, что крут, как поросячий хвост? Знаешь весь расклад? И хитрожопей всех, в особенности Гвара? А вдруг наоборот? А ну как это он командует парадом, ведет свою игру и держит тебя даже не за фраера – за подсадную утку, за наживку, за живца? Да собственно ты ему, Сима, до фени – ему нужны Братья и ларец со скарабеями…

– Что? – Потрошитель побледнел, начал подниматься. – Вы в курсе? Откуда?

– От верблюда, – сообщила Дорна, хмыкнула и добро подмигнула. – Красть у начальства грешно… А земля, она слухами полнится… В общем, не ты все это время шел за Гваром, а он вел тебя, как бычка на веревочке. Знал, что никуда ты не денешься, появишься, и даже примерно в какое время, чтобы постараться взять вот это, – и в руке ее блеснуло нечто, очень напоминающее флакон духов: грани, горлышко, вогнутое дно, маслянистая, светящаяся жидкость. Не хватало только этикетки. Впрочем, этикетка Потрошителю была не нужна.

– Отдай! Живо! – вдруг пришел в ярость он, резко активизировался и попытался выхватить у нее светящуюся посудину. – Дай сюда!

Однако это была напрасная попытка – Дорна двигалась куда быстрей.

– Опаньки! – увернулась она, озорно хихикнула и особым образом взглянула на агрессора. – А ну-ка фу! Сидеть! Медленно кастрирую!..

До кастрации, правда, дело не дошло, а вот уселся Потрошитель сразу, медленно и печально, сразу растеряв весь свой оптимизм. Чем-то он здорово напоминал сдувшийся воздушный шарик.

– Нет, ты только глянь на него, – ухмыльнулась Дорна. – Пьет все, что горит, трахает все, что шевелится, тащит все напропалую без разбору. А потом еще кидается, словно бобик с цепи. Жить хочет долго, беспроблемно и счастливо. Чтобы пить все, что горит, трахать все, что шевелится, и тащить все без разбору. Только нет, милый мой, это надо заслужить. – Она демонстративно повертела флакон, покачала на руке и молниеносным движением убрала подальше. – А ну, кайся, как на духу, куда скарабеев Гвара дел?

– Что? – удивился Бродов. – Гвара?

– Ну да, – подтвердила Дорна. – Гвар доблестно упер их из храма Тота в Гелиополе, ну а наш общий приятель – у своего бывшего начальника. На прощание, так сказать, на дорожку. Как говорится в этой вашей русской пословице, «вор у вора дубинку украл». Ну, Серафим Ильич, колись, будь же хорошим мальчиком. А то хрен тебе, а не дезактивация гена.

И Серафим, будучи не столько хорошим мальчиком, сколько реалистом, раскололся. Еще до Рождества Христова, сорок веков назад, он завладел шкатулкой с квартетом скарабеев – четырьмя массивными, странного металла перстями, камни коих представляли собой точные копии навозников. Желтого, красного, зеленого и синего, как васильки, цветов. Очень непонятные такие насекомые, светящиеся, со странными отметинами на спинах. Тем не менее Потрошитель, будучи ануннаком практичным, сразу же включил их в свою коллекцию – бережно хранил, не продавал, не закладывал, не обменивал и никому не показывал. Однако за четыре тысячи лет, естественно, случалось всякое, и, бывало, мотало его, как осенний листок, так, что он менял города и менял имена, плюс глотал еще пыль заморских дорог, где не пахли цветы и не блестела где Луна. В общем, вот он, нерадостный итог: красный жук покоится на вершине пирамиды Хеопса, желтый ждет своего часа в развалинах храма, зеленый, если все нормально, погрузился на дно, а судьба четвертого, синего, похоже, неизвестна. Вот так, миль пардон, сорри, них шихен, се ля ви.

– Ну ты и мудак, – резюмировала Дорна, фыркнула и с видом добродетели вытащила мобильник. – Джонни, это я. Есть контакт. Да, думаю, возможно. Хорошо, ясно. Через десять минут. – Резко отключилась, выдержала паузу и многозначительным взглядом посмотрела на Бродова. – За первым переулком налево стоит зеленый лендкрузер, он довезет вас с Серафимом Ильичом прямехонько к твоему братцу. Дальше – по обстановке. Тараса Бульбу с Чингисханом отпусти, пусть катятся к себе в Иркутск. А то все крутятся под ногами…

– Это не Бульба и не Чингисхан, это мои товарищи, – неожиданно разозлился Бродов. – Боевые. Надо будет – поедут. Пока не надо.

– Ты, Вася, не понимаешь, – огорчилась Дорна. – Они же люди. Обыкновенные. Без изюминки…

– А ты сама-то не человек разве? – усмехнулся Бродов и разом вспомнил Египет, гостиницу, видевшую многое кровать. – Мне кажется, очень даже.

– Ладно, давай потом, – посмотрела на часы Дорна, – а сейчас двигайте налево и не удивляйтесь, если по пути услышите взрыв – это взлетит на воздух ваш любимый «Альтаир». Несчастный случай, утечка газа. Ну все, ариведерчи.

Она вздохнула, поднялась, сделала ручкой Бродову и деловито подалась в сторону кухни. Миг – и ее поглотила дверь с надписью «Только персонал».

– Тэк-с, – тоже засобирался Бродов, встал, глянул на часы. – Пошли, Сима, время. Осталось пять минут.

На душе у него было скверно, неопределенно и муторно. Хотелось выпить водки, взять в руки меч и качественно побороться с тоской-кручиной. Какие, к черту, братья, «Альтаир» и утечки газа – Дорна ушла. Вот так, показалась на минутку, убила красотой и ушла, с улыбкой хлопнув дверью «Только для персонала». И мучайся теперь, переживай, тревожься, думу думай. Любовь, блин, морковь, сплошная неопределенность, женщина, блин, загадка, гуляющая сама по себе. Куда там всем кошкам в мире…

– Пошли, – Серафим кивнул и тяжело поднялся, – что-то мне не хочется больше пиццы. Хочется кого-нибудь прибить. Медленно, не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Как учили.