Феликс Разумовский - Вселенский расконвой

– Негуманоид – герой, – сделал вывод впечатленный Кобельборз, с присвистом зевнул, отставил «Чаппи» и энергично облизнулся. – А вы все вели себя как щенки. Нет бы пристрелить его на пороге, чтоб не мучился. Ну ничего, мы отомстим за него. Страшно. Завтра лично выйду на рекогносцировку. Кстати, завтра всему личному составу надо будет подвергнуться прививанию. Комплексному, от липоспироза и от бешенства, чтобы не было потерь, на перспективу. Ну все, ассур, отбой. И не забудьте выставить посты.

Снова Кобельборз зевнул, очень по-собачьи потянулся и, прихватив с кровати одеяло, в обществе «Чаппи» подался на балкон. Что ему там всякие мурры – привитый.

Вскоре вернулись Небаба и Серафим – посвежевшие, красивые, пахнущие мылом и, один хрен, рептами. Однако повеселевшие – принюхавшиеся.

– Ну что, ребята, в ресторан? – Бродов невольно вспомнил Кобельборза с «Чаппи». – Аппендикс шепчет.

– Не, я пас, – сразу стал серьезен Потрошитель. – С геном лучше разбираться голодным, на пустой желудок. А то будет, как с Гваром. Валяйте без меня.

И Семен с Данилой пошли, взяли от души пожрать, взяли, не торгуясь, выпить и медленные, тяжелые, но умиротворенные неспешно вернулись в номера. А там уже шло вовсю разбирательство с геном: лежание в бледном виде, пластом, мучительное скрежетание зубами, отчаянная ругань по матерному, мгновенное вставание по нужде. Храпящий Кобельборз ни во что не вмешивался, дрых в компании питательного «Чаппи» на балконе. Так что отпустил Данила Сему к Морфею, лично встал на часы и, вытащив из сумочки свой любимый ноутбук, приготовился рубиться в покер до утра. Утро, оно, как известно, вечера мудренее. По крайней мере в сказках.

И вот наступило утро, которое мудренее, а встречали его все по-разному, по-своему, кто как: Небаба зарядкой, Кобельборз медитацией, Потрошитель на унитазе, Бродов – отчаянно зевая.

– Все, братцы, меня не кантовать, – только и сказал он и забрался в койку.

Серафим не встал – лег на боевой пост, ну а Кобельборз лично, как и обещал, подался со стажером на рекогносцировку. На местности осмотреться, пощупать врага, поучить начинающих уму-разуму. Как это и положено опытному военачальнику. Однако рекогносцировка на местности поначалу не задалась – скоро Кобельборз с Небабой вернулись восвояси. Грязные, зачуханные, вонючие, очень напоминающие Гвара. Оказывается, местные аборигены ну совершенно не выносили черных киноцефалов.

– У, шайтан кабсдох! – негодовали они и метали камни и нечистоты в Кобельборза. – Зачем Пророка кусал? Зачем?

Затем они концентрировали внимание на Небабе и резко корректировали параметры прицела:

– А это еще что за неверный с тобой? Империалист? Сионист? Злостный враг ислама? Зачем приехали к нам сюда? А ну-ка возвращайтесь откуда пришли!

После ушата с дерьмом, вылитого с балкона, разведчики послушались – вернулись к себе. Мыться, сушиться, сдержанно негодовать, анализировать ошибки и шевелить извилинами. Думу думать, одним словом, причем в гордом меньшинстве – Данила сладчайше почивал, а от Потрошителя толку было мало. Зато уж желчи, желчи, желчи…

Извечно наболевший вопрос «Что делать?» решил Небаба и не путем кропания опуса аналогичной ориентированности, нет, путем вояжа на базар. Там было куплено все необходимое: белый материал, подклад, красная, для правильного рукоделия, нить. И работа закипела. Скоро спину Кобельборзу украсила мощная, чуть поменьше лошадиной, попона, на ней – не на лошади, не на спине, а на попоне – был искусно вышит красный крест, а также красный же внушительный полумесяц – на него небось помои точно уж лить не будут. Пышная чалма, черные очки и мощная палка завершили антураж. С ними Небаба был похож то ли на Паниковского, то ли на военного советника в Афгане, то ли на Кота Базилио, разъевшегося до размеров тигра. Смотреть на него было жутко и завлекательно.

«Ну, с богом. Помогай нам Аллах», – вышли рекогносцировщики на воздух, мысленно перекрестились и сразу же почувствовали ветер перемен, сугубо положительный. Никто им теперь не грозил, не дерзил, не клял и не перечил, а если и кидал, то только монету или кусок.

– Салям, бисмилла, рахмат, иль хамдуль илла, – с чувством кивал Небаба, вежливо кивал и внутренне переживал, что не пришил карман к попоне. Скоро ему надоело повторяться, и он больше уже ничего не говорил, только улыбался и кивал. А сам знай постукивал увесистой дубиной по асфальту, по кустам, по всем встречным-поперечным – с дороги, с дороги, раздайся, народ, нешуточное это дело – рекогносцировка на местности. В общем, все прошло как по машинному маслу, без сучка и без задоринки, без шума и без пыли. То, что надо, разведали, осмотрели и обнюхали и с победой возвратились в родные номера. А в номерах тех все тоже переменилось к лучшему – Бродов проснулся, Серафим поздоровел, а из Центра пришла зашифрованная депеша, долгожданная и информативная, недоступная врагу. В ней поздравляли Кобельборза с поправкой, аннулировали приказ о его ликвидации и доводили лаконичную, но точную информацию, касающуюся места расположения инкубатора. Дом, в котором он был устроен, принадлежал некоему Хасрулле, личности одиозной, темной и донельзя развратной, о которой в точности было неизвестно ничего. По непроверенным косвенным данным, Хасрулла этот был вхож к Бинладену, знал, и очень близко, Ясера Арафата и занимался подготовкой акта в Америке от 11 сентября. Еще было известно, что он отличный фехтовальщик, коллекционирует дамасские клинки и что недавно кто-то из его собрания экспроприировал уникальный меч. В целом Центр был настроен положительно, разумную инициативу одобрял и проведение операции, причем немедленное, наидобрейше разрешал. Под личную Кобельборзову ответственность. Такова уж, наверное, киноцефальская его доля.

Ну, немедленное, так немедленное, как начальство скажет. А потому тянуть кота за хвост, крутить ему яйца и откладывать дело в долгий ящик не стали – вышли на него сегодня же, поздним вечером. В небе висела полная луна, блестками сверкали звезды, транспортный Везувий, хвала Аллаху, выдохся, над городом сгущалась тишина. Так что звук двигателя бензовоза Кобельборз услышал издалека.

– Внимание, стажер, – проскулил он. – Едет.

– Есть, понял. – Небаба сконцентрировался, размотал чалму, отшвырнул очки, снял со взмокшего Кобельборза попону. – Есть, готовность ноль.

Они лежали в скверике, что у бензоколонки, превратившись в слух, и изображали страждущего с собакой-поводырем. Собственно, какой там страждущий, какая там собака-поводырь – стажер с перспективой землянин Небаба и боевой киноцефал полковник Кобельборз. В засаде.

Звук двигателя между тем усилился, ударили по зрению кинжалы фар, и на площадку гордо выкатился заправщик, красавец бензовоз от фирмы «ДАФ». Мотор заткнулся, распахнулась дверь, послышалось фальшивое насвистывание, и на бетон ступил еще один красавец – усатый ухмыляющийся араб. Шурша какими-то бумажками, он важно двинулся вперед, однако далеко не ушел. Стремительно метнулся Кобельборз, молнией ввинтился в воздух, и ухмыляющийся араб затих, сдулся, вытянулся на земле – удар пришелся ему в шею. Удар мастера, призванный не навредить – остановить.