Михаил Тырин - Отраженная угроза

— Если нет других забот, — сказал Сенин. Француз с любопытством посмотрел на Сенина.

— Вы действительно выглядите озабоченным. Верю, что у вас серьезные проблемы, готов помочь.

— Благодарю.

— Знаете, губернатор этой земли высказывался не совсем… впрочем, буду откровенен. Он просил не слишком доверять вашему спутнику, поскольку тот склонен к фантазиям и маниакальным страхам. Это так?

— Думаю, что скорее губернатор слишком беспечен.

— Может быть, может быть… Хотя, признаться, никогда не встречал наивных и беспечных людей на такой должности. И всё же я склонен верить тем, кому доверено оружие и власть.

— То есть мне?

— Да, вам. Думаю, у вас по роду деятельности вполне могут быть разногласия с губернатором. И в конце концов, меня это не должно касаться. Надеюсь, господин офицер, ваши действия действительно продиктованы необходимостью.

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что ваше появление здесь окружено довольно странной вуалью — вся эта спешка, таинственность. Мне не хотелось бы потворствовать… э-э…

— Вот вы о чем. Не волнуйтесь, мы действуем в рамках закона.

— Верю, — кивнул француз. — Верю полностью.

Они еще некоторое время стояли молча и любовались сдержанной и величавой мощью океана.

— Трудно поверить, но через год здесь будет огромный жилой комплекс, — сказал профессор.

— Здесь? — удивился Сенин. — А что же будет там?

— Разумеется, промышленная зона. Разве вы не знаете?

— Я не очень этим интересовался, — признался Сенин. — Я здесь, честно говоря, по другой части.

— Понимаю. Вы не любопытны, да?

— Просто это не лучший из миров, которые я видел. Здесь холод и уныние. Не понимаю, что притягивает сюда людей.

— Что ж, — усмехнулся француз, — никакого секрета нет. В этой части материка всё напичкано редкоземельными материалами. Над нами — метеоритные пояса, где уйма железа и никеля. Понимаете меня?

— Да что ж непонятного… Здесь будут делать точную электронику и топливные компоненты. На орбите — собирать космические корабли. Всё так?

— Да, и более того. Отсюда будет совершен прорыв в неисследованные части Галактики. Через несколько лет этот мир приобретет очень большое значение. И всё здесь будет — и климат, и прекрасные условия жизни. Умные люди заранее занимают места под этим солнцем.

— А вы хотели бы здесь жить?

— Я об этом не думаю. Может быть, когда-нибудь потом. Ведь сейчас я занят делом куда более важным и интересным, чем просто «где-то жить». Сейчас, например, мы будем исследовать побережье — очень тщательно и всесторонне. Именно мы решим, может ли здесь жить человек.

— А что, есть сомнения?

— Дело в том, что в южных широтах неблагополучная обстановка с микроорганизмами. Человеку туда вход пока закрыт. На всякий случай проверяем здесь. Да и вообще, любое место нужно очень скрупулезно проверить, прежде чем объявить его безопасным. Понимаете, какова ответственность?

— Что ж, — усмехнулся Сенин, — если так, то вам интересно будет поговорить с моим спутником, с Валенски. Ему есть что рассказать про безопасность.

— Он уже вовсю рассказывает, — рассмеялся француз. — Проснулся раньше всех, растолкал моих сотрудников и устроил прямо-таки брифинг. Он у вас молодец. Человек, в высшей степени преданный науке.

— А вы почему не там?

— Я побыл там какое-то время и… Одним словом, мне передадут самое важное. Вы и сами знаете, что руководителю ни к чему забивать голову мелкими деталями.

— А он сказал вам, что… — Сенин замялся.

— Что? — в глазах профессора вдруг мелькнуло беспокойство.

— Он сказал, что вам лучше не появляться в поселении без необходимости?

Француз внимательно посмотрел Сенину в глаза.

— Знаете, — негромко проговорил он, — губернатор предупреждал, чтобы я ждал от вас чего-то подобного…

— И что же вы решили?

Француз пожал плечами.

— Честно сказать, ничего пока не решил.

— Тогда решайте. А заодно подумайте, похож ли я на человека, обуреваемого маниакальными страхами.

Валенски появился довольно скоро, и он был очень возбужденный.

— Пора собираться, — сообщил он. — Челнок скоро стартует.

— Ты им всё сказал? — спросил Сенин.

Валенски выпрямился и некоторое время смотрел на Сенина неподвижным взглядом, словно никак не решался ответить.

— Нет, — выпалил он наконец. — Я описал им некоторые растения, но про грибницу всю правду не сказал. Решил, что пока не надо.

— Думаю, это правильно.

— Конечно! Ведь мы скоро вернемся и решим все проблемы. И тогда можно болтать сколько влезет.

Он залез в карман и вытянул продолговатый блестящий цилиндр.

— Вот. Я попросил у них термос.

— Думаешь перед полетом запастись горячим супчиком?

— Никаким не супчиком. — Он полез в сумку и вынул какой-то предмет, завернутый в прозрачный пластик.

Сенин пригляделся — это была обычная ложка из столовой.

— Я только в последний момент понял, — проговорил Валенски, упаковывая ложку в термос. — Я ведь не умею отличать человека от подражателя.

— Я тоже не умею.

— А надо уметь. Поэтому мне и нужен образец подражателя.

— А при чем тут ложка? Тебе следовало отрезать у кого-то палец или ухо.

— Вы не понимаете. Это грязная ложка, из столовой. На ней слюна, это всё равно что кровь. Я буду искать отличия — химические, биологические, генетические.

— Хитрый ты, Валенски.

— Работа такая. — Биолог довольно рассмеялся и застегнул ранец. — Ну? Пора нам занимать лучшие места.

Перед тем как закрылись люки, Сенин успел еще раз оглядеться. Он был рад, что улетает. И этот серый угрюмый океан ему совсем не нравился. В мечтах он представлял себе совершенно другой океан — бирюзовый, пронизанный солнечными лучами, полный жизненной энергии.

Через два часа он стоял у иллюминатора и смотрел на этот же океан с высоты в триста пятьдесят километров. Отсюда не чувствовалась его мрачная аура. Планета как планета, каких сотни.

«За ребят сердце болит, — подумал Сенин. — Хорошие ребята оказались. Зря я на них крысился. Поскорей бы их вытащить…»

…Сенину приснился сон, длинный, как сама жизнь. Сон был не только длинный, но и очень тяжелый, удручающий, печальный. И когда Сенин проснулся, он вдруг заплакал. Сначала просто сдавило горло и потекли слезы, потом грудь начали сотрясать судорожные рыдания. А затем он и вовсе завыл — совсем как зверь.

Это был уже не сон. Всё по-настояшему.

Ему было одиноко и страшно. Он лежал совершенно голый в темноте, на холодном полу. Он был самым несчастным существом в мире. Его била дрожь, его терзал неодолимый ужас. Нужно было выбираться. Он пополз вперед, раздвигая руками густые волокна, заполнившие весь этот маленький темный мир.