Феликс Разумовский - Зона бессмертного режима

— Да-да, дорогой учитель, со стопроцентной вероятностью, — с горечью повторил Тот, тяжело вздохнул и активировал на вычислителе голографический режим. — Вот, прошу убедиться. Я смоделировал наихудший вариант. Впрочем, наилучший не намного приятней.

И перед ними в цвете, в объеме, хвала Аллаху, что в миниатюре, предстал конец света. Льды южного материка неотвратимо сползали в океан, чудовищная приливная волна с ревом устремлялась на сушу, из-за изменившегося соотношения центробежных сил земная кора проворачивалась на ядре [248]. Планета корчилась, ревела, сотрясалась в конвульсиях агонии. Материки со стоном меняли расположение, сотрясения дна морского рождали ужасные цунами, одни районы изнывали от жары, другие, загнанные в зоны холода, страдали от свирепых морозов. Мир погибал, рушился, растворялся в хаосе небытия. Цивилизация исчезала с поверхности планеты, словно легкая паутинка. М-да…

— Ну, сука, бля, — выдал комментарий Ан. Тот эмоционально кивнул, и они принялись думать дальше, решать традиционный вопрос — что делать? Но так и не решили — прибыл Исимуд. Весь какой-то парадный, донельзя торжественный, прямо-таки сочащийся оптимизмом и респектабельностью, в белом спецкостюме шикарного покроя, с бутылью дорогущего, вручную сброженного кассиопейского хренди. Сразу чувствовалось, что сегодня у него праздник.

— Что такие кислые-то, коллеги? — с ходу удивился он и дружески обнялся с Аном и Тотом. — Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Давайте-ка лучше выпьем.

В его голосе, интонации, манере держаться ощущалось нечто таинственное, интригующее и загадочное. С чего бы это?

— А чему радоваться-то? — ухмыльнулся Ан. — Неужто работе? Текучке? Решению проблем? Трудовые будни — праздники для нас…

Он решил пока что не выносить сор из избы, пусть Исимуд пребывает в счастливом неведении. Как говорится, чем меньше знаешь, тем легче спишь. Жизнью проверенно неоднократно.

— Ты не знаешь, генерал, чему радоваться? — все-таки не выдержал, фыркнул и громко расхохотался Исимуд. — Вы только посмотрите, они не знают, чему радоваться. Ай вэй, чтоб я так жил…

Тут же в его руке блеснула банковская матрица, описала сложную кривую и благополучно перекочевала в пальцы Тота, который контролировал финансы. Миг, и в воздухе поплыли цифры, светящиеся, объемные, ощутимо весомые, составляющие фантастическое, поражающее воображение число. Оно излучало изумрудное сияние, крайне приятное для глаз.

— Вот, вот, друзья мои, вот оно, — снова расхохотался Исимуд. — Вы, такую мать, не знаете, чему радоваться? Все, финиш, финита, аллес. Дайте теперь только знак, и прекрасно обустроенная планетка где-нибудь в районе Плеяд будет ваша. На совершенно законном основании. Так что ни одна гнида из Галактической полиции своего хрена не подточит. Ну что?! — глянул он победоносно на Ана. — У вас пропал ваш пессимизм, генерал? Впрочем, вы уже не генерал. Вот, прошу. Сегодня день сюрпризов. — И Исимуд жестом фокусника извлек из своего ранца контейнер, в котором, каждый в своей ячейке, лежали галактические паспорта. — Бирки [249]совершенно чистые, с гарантией внесены в компьютер. Ну и кто тут у нас? — Он достал с ухмылочкой один из паспортов, оскалился еще шире, еще радостней. — Так-с, законопослушный Ра, торговец антиквариатом. А вот, — он активировал другой паспорт, — сынок его Осирис. А вот еще один наследник — Сет. Многоуважаемый Тот теперь зовется Джихуди, хотя я уверен в том, что для своих он так и останется Тотом. Старым добрым головастым Тотом… А вот, изволите видеть, Исида, Сохмет [250], Хатхор [251], Хапи [252], Маат [253]… И ваш покорный слуга за компанию со всеми уда… э-э-э… перекрестился. — Исимуд, цитируя известную поговорку, чуть было не сказал «удавился». — Теперь зовите меня просто Птахом. А что, по-моему, очень миленькое такое имя, выразительное [254]. Вот так, дорогие коллеги, в таком разрезе. Наше предприятие успешно вступило в завершающую фазу. Все, что надо и кому надо, уплачено, баланс резко положительный, можно рвать когти с концами, куда душе угодно. Хоть на Альдебаран, хоть в созвездие Персея, хоть на Дзету-Проксиму, хоть к чертям собачьим. Только я, — Исмут вздохнул, — если никто не возражает, останусь здесь. Хорошая планета, хороший дом, хорошая семья… Что еще нужно простому ануннаку, чтобы достойно встретить старость?! В далекой перспективе, конечно. Ну что, мы будем клацать зубами и щелкать клювами или пить это божественное хренди? Генерал, тьфу ты, достопотченнейший Ра, у вас икорки моей любимой не найдется?

— Сейчас будет вам, дражайший Птах, и икорка, и молоки, и ястыки, — отозвался Ан, хмуро посмотрел, как Исимуд насилует пробку, и повернулся к Тоту: — Коллега, будьте так любезны, введите нашего друга в курс дела. Откройте ему реалии. Может быть, у него пройдет эта декадентская тяга к роскоши.

— Угу. — Тот кивнул и с ходу, особо не разговаривая, показал Исимуду кино — то самое, голографическое, живописующее конец света. Аплодисментов он не услышал, хотя эффект произвел — новоявленного Птаха резко кинуло в тоску. Сразу стало ему не до хренди, не до выпивки, не до икры карпа Ре, да и вообще не до чего на свете. Мука, боль, сомнения, страдание, тоска загорелись в его бегающих глазках, помутившихся от мыслей. Извечный ануннакский вопрос «Что делать?» загорелся в них. Как быть? С женами, с детьми, с внуками и их внуками. С усадьбами, дворцами, поместьями, садами? С полями ханумака? Плантациями тринопли? С искусственными озерами, где плещется карп Ре? Куда все это девать? Этим хорошо, легки на подъем, собрали шмотки — и привет, отчалили в другую метагалактику. А тут… Ведь как все рассчитано-то было? Хорошо, досконально, с дальним прицелом. Ан со своими чемпионами ушел. Птах со своей командой остался. Гип-гип, ура-ура, игра в одни ворота продолжается. Как же, хрена с два!

— И как скоро все это начнется? — вынырнул-таки из омута пессимизма Исимуд, судорожно вздохнул, кое-как оборвал поток унылых мыслей. — Может, все же пронесет?

— Не пронесет, — уничтожил надежду на корню Тот. — Процесс развивается лавинообразно, имеем максимум год. Если не будет провоцирующих факторов.

— Ох, — снова кинуло в тоску Исимуд а. — Значит, у меня остался год, всего лишь один год. Ох.

— Остался у нас, — резко оборвал его Ан. — Мы что, по-твоему, дешевки позорные, чтобы кентов своих бросать в бледном виде? Да и о лулу этих надо подумать. А, разлюбезнейший Тот?

Сам он в этот миг думал не о кентах, не о лулу, не о карпах Ре, нет все его мысли были о муркотах. На голубой планете они успешно прижились, качественно размножились и бойко расширяли ареал обитания. Красивые, грациозные, столь милые его сердцу звери, к которым тянет почему-то тем сильнее, чем больше узнаешь себе подобных.